Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

Уже по количеству восклицательных знаков в приведенном отрывке из книги Щеголева видно, что сам автор ощущал, что эти строки – результат озарения, проникновения в тайну. Еще одно усилие – и тайна раскроется во всем своем объеме, мистификация будет разгадана. Ведь если анонимное письмо использовалось Пушкиным как орудие мести и Геккернам и царю за их безнравственную, иезуитскую интригу против поэта (и в этом мы полностью согласны с Щеголевым), то аноним уже выглядит не столько врагом Пушкина, сколько его союзником, соучастником. Мало того что пасквиль появился «как нельзя кстати» для поэта, он еще был так составлен, что давал реальный шанс Пушкину выстроить контригру, перейти в наступление и не только разрубить клубок сплетен вокруг своей семьи, но и отвадить венценосного ухажера от Натальи Николаевны. Прибавьте к этому, что аноним и поэт удивительным образом единодушны в толковании кодекса чести дворянина: царь не имеет права посягать на целомудрие и чистоту жен своих подданных; иное поведение венценосных особ заслуживает осуждения и осмеяния (что и заложено в дипломе). Мало кто из придворных и аристократов следовал этому принципу в России.

Так что откуда ни посмотри, образ автора диплома и образ самого поэта сливаются в единое целое.

Но бес увел Щеголева от открытия авторства диплома, не позволил сделать последний шаг. И «бес» этот имеет фамилию, имя и отчество: Алексей Андреевич Сальков – судебный эксперт и инспектор Научно-технического бюро ленинградского губернского уголовного розыска. Эксперт-самоучка убедил Щеголева, что тексты анонимных писем были написаны собственноручно князем П. В. Долгоруковым. Есть предположение, что Сальков выстроил экспертизу под априорное мнение самого Щеголева. Но как бы то ни было, Щеголев беззаветно поверил результатам «экспертизы». И зря. Тщательные и профессиональные экспертизы, проведенные в 1976 и 1987 гг., не оставили камня на камне от выводов Салькова. Затмение, нашедшее на Щеголева, можно предположительно объяснить тем эмоциональным стрессом, который он пережил, открыв возможности контригры Пушкина в случае трактовки анонимного диплома «по царственной линии». Дальше Пушкин его не пустил.

Глава 11 Судьба восьмого экземпляра анонимного диплома

Поскольку, по нашей версии, Александр Сергеевич Пушкин был сам инициатором рассылки анонимного диплома, неудивительно, что он не только знал точное количество посланных экземпляров, но и поведал об этом в известном письме Бенкендорфу.

21 ноября он писал:

«Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. Я занялся розысками. Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом».

Со слов В. А. Соллогуба известно, что в тот же день, то есть 4 ноября, Пушкину были переданы анонимные дипломы, пришедшие на адреса его тетки Васильчиковой, у которой он жил на Большой Морской, и Елизаветы Михайловны Хитрово. Екатерина Андреевна Карамзина также, не распечатывая конверта, переслала диплом Пушкину. Вяземский держал свой экземпляр анонимного письма у себя вплоть до гибели Пушкина, а затем присовокупил его к своему посланию великому князю Михаилу Павловичу, в котором излагал собственное видение всей преддуэльной истории. В числе адресатов диплома были также Виельгорский и братья Россети. Так что если прибавить к этому списку самого Пушкина, то получится ровно семь. Ни современники Пушкина, ни более поздние исследователи загадочной истории появления анонимного диплома не обнаружили никаких свидетельств о других получателях анонимного диплома. Раз Пушкин сказал семь – значит, семь. Ему ли не знать!

Но искренне-скрупулезный Александр Сергеевич все-таки пишет «семь-восемь». Может быть, это для отвода глаз? Но если бы Пушкину хватило коварства, то он мог бы назвать любую далекую от действительности цифру и вообще не называть никакой.

Тем более что тут же поэт допускает оговорку, разоблачающую его маленькую хитрость:

«Большинство лиц, получивших письма, подозревая гнусность, их ко мне не переслали». Вот-те раз! Откуда же такая точность в определении количества экземпляров? Ведь трудно себе представить, что кто-то из адресатов, поставив Пушкина в известность о получении конверта с анонимкой, одновременно сообщил ему, что, «подозревая гнусность», он оставляет этот документ себе на память. Да, Пушкин, конечно, не профессиональный мистификатор. И слава Богу. Именно благодаря его постоянным проговоркам становится возможным распутать нить интриги, задуманной и реализуемой «невольником чести».