Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

И тут же запись, казалось бы, совершенно не связанная с личными переживаниями Пушкина: «Скоро по городу разнесутся толки о семейных ссорах Безобразова с молодою своей женою. Он ревнив до безумия. Дело доходило не раз до драки и даже до ножа. Государь очень сердит. Безобразов под арестом». А дальше опять самоирония по поводу своего камер-юнкерства. Выглядит странным непосредственное соседство скандальной истории молодоженов Безобразовых с записями о глубоко личных и даже интимных переживаниях автора дневника. Случайность?

История Безобразовых, как в капле воды, отражала нравы царского двора. Свадьба флигель-адъютанта Безобразова с фрейлиной Любой Хилковой должна была прикрыть беременность любовницы императора. Узнав правду, Безобразов взорвался и был, в конечном счете, примерно наказан разжалованием и ссылкой на Кавказ (говорили, что он осмелился дать пощечину самому Николаю Павловичу). В дневнике Пушкин нарочито отстраненно, без подробностей и без комментариев фиксирует сам факт заинтересовавшего его скандала. А ведь в свете большинство категорически осуждало Безобразова и жалело Любу Хилкову, считая ее невинной жертвой разнузданного варвара-мужа. Охочий до светских сплетен Вяземский в то же самое время писал о Безобразове: «Безумная ревность овладела им. Он был готов на все неистовства и преступления. Бог знает, каких причин ни выдумывают тому в городе, но я ничего не вижу в этом, кроме мономании его».

Мономания – вот это словцо, вот это термин! Каким же непостижимым образом он исчез из оборота наших неисчислимых профессионалов и любителей анализировать особенности брачных и внебрачных отношений между мужчиной и женщиной?! Мономан – это не однолюб. Мономан – это скорее всего человек, искренне считающий, что супруга (или любовница) должна физически принадлежать только ему одному, но при этом остающийся свободным от адекватных взаимных обязательств. Вяземский, как известно, не только на словах, но и в своей семейной жизни был противником мономании. А уж мономания в отношении императорской особы – это вообще нонсенс. И он был не только не одинок, но, скорее, обыден в своих взглядах. Вспомним шокирующий до сих пор пушкинистов (и особенно пушкинисток) комментарий Алексея Вульфа на известие о женитьбе Пушкина: «Если круговая порука есть в порядке вещей, то сколько ему, бедному, носить рогов».

Похоже, житейская философия мономанов была ближе складу характера Пушкина, казалась ему более естественной, чем закомплексованность приверженцев «круговой поруки». Поэтому история четы Безобразовых так живо интересовала Пушкина (он как минимум четырежды возвращается к ней в своих дневниковых записях). Ведь одно дело исповедовать мономанию, а другое – практически отстаивать право жить по своим убеждениям, особенно в обстановке господства принципов «иерархического эротизма».

После этого небольшого, но, на наш взгляд, весьма полезного для нашего анализа отступления вернемся в семью Пушкиных.

С января 1834 г. по Масленицу включительно Пушкины состоят при балах: Наталья Николаевна самозабвенно танцует, Александр Сергеевич под разными предлогами минимизирует свое присутствие на них. Царя это раздражает, он через Натали передает свои колкости в адрес поэта, а тот их старательно записывает в дневник. Напряженная обстановка разрешается несколько необычно. О последнем дне Масленицы, когда танцевально-бальная жизнь двора достигла апогея, Пушкин записывает: «Все кончилось тем, что жена моя на днях чуть не умерла. Нынешняя зима была ужасно изобильна балами. На Масленице танцевали уж два раза в день. Наконец, настало последнее воскресенье перед Великим постом. Думаю: слава Богу! Балы с плеч долой. Жена во дворце. Вдруг, смотрю – с ней делается дурно, я увожу ее, и она, приехав домой, выкидывает. Теперь она (чтоб не сглазить), слава Богу, здорова и едет на днях в калужскую деревню к сестрам, которые ужасно страдают от капризов моей тещи».

В свете не преминули распространить слухи о том, что выкидыш Натальи Николаевны – следствие побоев мужа: уже и раньше сплетничали о жестоком обращении Пушкина с женой. Об этих сплетнях упоминает и отец поэта Сергей Львович. Сам Пушкин, как бы походя, отмечает в своем дневнике 17 марта 1834 г.: «….из Москвы пишут, что Безобразова выкинула». Видимо, его больше волнуют другие слухи.