О женитьбе и семейной жизни Пушкина написано много. Равно как и о роли Натальи Николаевны в дуэльной истории, закончившейся трагически. Не обошли вниманием эту тему и мы в первой части работы. Поэтому нет смысла в очередной раз пересказывать широко известные факты. Гораздо интереснее затронуть проблему психологической мотивации поведения действующих лиц этой драмы. Это тем более уместно, что в традициях пушкинистики, заложенных еще друзьями Пушкина, превалировал не беспристрастный анализ преддуэльной ситуации, а подчеркнуто оценочный. Виновата ли супруга поэта в его гибели? Было ли ее поведение предосудительным? Если не виновата, то кто несет ответственность за трагический исход интриги?
Вопрос о реабилитации доброго имени Натальи Николаевны был актуален для друзей поэта, поскольку они выполняли его волю. Вяземский писал Давыдову: «Более всего не забывайте, что он нам, всем друзьям своим, как истинным душеприказчикам, завещал священную обязанность оградить имя жены его от клеветы». Впоследствии многие пушкинисты, совершенно необоснованно присвоив себе роль «добровольных душеприказчиков» поэта, превратили тезис о невиновности супруги поэта в аксиому. Тут же возникла ответная реакция, которую условно можно назвать «ахматовской школой», не потому что Анна Ахматова была первой, кто осудил поведение Натальи Николаевны, а по яркости и жесткости ее позиции в этом вопросе.
Однако для истории (особенно для истории человеческих отношений) нет ничего пагубнее подмены научного анализа подобием судебного расследования. Научная экспертиза (если, конечно, речь не идет о юриспруденции) изначально должна быть свободна от оценочных категорий типа: «хороший – плохой», «моральный – аморальный», «правый – виноватый», «что позволено Юпитеру – непозволительно Быку» и т. д. В этом смысле для нас равно неприемлема позиция как хулителей поведения супруги поэта, так и тех, кто априорно записывает ее в число непорочных жертв подлых интриганов.
Судьбу для себя и своей Наташи Пушкин выбрал сам. Потом он понял и ужаснулся, в какую мышеловку завлекла его и доверившегося ему провинциального несмышленыша цепь фатальных событий. Натали не поняла ничего, и, слава Богу (для нее). Но это было позже.
Еще до знакомства со своей будущей женой Пушкин серьезно начал думать о создании семьи. В борениях ума и сердца, рационализма и романтического желания брака по любви поэт провел много месяцев. Освободим читателей от перечня девиц, к которым Пушкин сватался или за кем ухаживал «с серьезными намерениями». Дело не в конкретных объектах внимания новоявленного жениха, а в его психологической раздвоенности. Пушкин постоянно противопоставлял тип девушек, выросших в тиши помещичьих усадеб, с их простодушием, романтизмом, придавленностью родительским авторитетом, новому поколению «столичных штучек» – образованных, вышколенных, в меру циничных и прагматичных, умеющих быть обаятельными, остроумными, а главное – знающих толк в современной литературе и искусстве. Конечно, душой Пушкин отдавал предпочтение второй группе, хотя бы потому, что ее представительницы могли оценить блеск его искрометного таланта. Свои симпатии и антипатии Пушкин иной раз излагал в очень жестокой форме: