Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

Благодаря П. И. Бартеньеву среди пушкинистов закрепилась версия, почти легенда, что Наталья Николаевна покинула Петербург после смерти Пушкина, выполняя его последнюю волю. Будто бы Екатерина Алексеевна Долгорукова, супруга лейб-гусара князя Ростислава Долгорукова, помогавшая ухаживать за раненым Пушкиным, своими ушами слышала, «как Пушкин уже перед самой кончиною говорил жене: носи по мне траур два или три года. Уезжай. Постарайся, чтобы забыли про тебя. Потом выходи опять замуж, но не за пустозвона». Бартенев записал это свидетельство и как добросовестный исследователь не преминул отметить, что Екатерина Алексеевна была с московских времен подругой Натальи Николаевны.

Не будем подозревать Наталью Николаевну и ее давнюю подругу в том, что они «случайно» перепутали, из чьих уст они слышали эту «историческую» фразу. Просто зафиксируем тот факт, что, покинув на довольно длительное время (почти два года) Петербург, Наталья Николаевна выполняла отнюдь не волю поэта (если таковая была, то она ее проигнорировала уже 8 февраля), а волю императора, отказавшего в прошении молодой вдове. Чего боялся Николай Павлович, отправляя в ссылку Наталью Николаевну? Ведь все прямые и косвенные участники неприятной истории по разным причинам исчезли или в кратчайшее время обречены были исчезнуть из Петербурга. Пушкин погиб, Дантес вскоре был разжалован и выслан из страны, новоиспеченная супруга последовала за ним, старик Геккерн лишен должности посла. Почему бы не пойти навстречу бедной вдове? Пусть себе тихо, скромно воспитывает детей в ставшей для нее привычной столичной обстановке. Но «беда» в том, что на самом деле один из главных фигурантов по «делу» гибели поэта не может ни при каких обстоятельствах покинуть российскую столицу, поскольку здесь расположена его официальная резиденция. Николай Павлович понимает, что в сложившейся обстановке проживание вдовы поэта в Петербурге означало бы демонстративное подтверждение того, что «глупые» слухи и толки далеко не глупы, а имеют под собой более веские основания, чем версия друзей поэта, благосклонно подхваченная домом Романовых, а может быть, ими подсказанная.

Кроме того, в чисто человеческом плане Николай Павлович несколько обижен на Наталью Николаевну. Как недалекий солдафон, лишенный воображения, он с легкой руки Пушкина поверил, что Наталья Николаевна излишне увлеклась подставным кавалергардом, позволила себе забыть, что Дантес лишь ширма, воздыхатель только для отвода глаз излишне щепетильного поэта. Теперь уже ревнивый император решил, что марионетки слишком вошли в роль. Его брат Михаил Павлович даже счел необходимым как-то успокоить расстроенного самодержца. В письме из Баден-Бадена 2 июня 1837 г. он специально отмечает: «Несколько дней тому назад был здесь Дантес и пробыл два дня. Он, как говорят, весьма соболезнует о бывшем с ним, но уверяет, что со времени его свадьбы он ни в чем не может себя обвинить касательно Пушкина и жены его и не имел с нею совершенно никаких сношений, был же вынужден на поединок поведением Пушкина». Утешился ли этим сообщением Николай Павлович, мы не знаем. Но по прошествии некоторого времени, когда, по расчетам его величества, смолкли «глупые толки», Наталья Николаевна без всякого специального прошения и императорского указа вновь появилась в Петербурге, а следовательно, и на балах. Это было замечено многими внимательными наблюдателями. «Зоркая» Фикельмон даже из Вены писала в Москву сестре: «Г-жа Пушкина снова появляется на балах. Не находишь ли ты, что она могла бы воздержаться от этого? Она стала вдовою вследствие такой ужасной трагедии, и ведь она была ее причиною, хотя невинною».

Далее все известно. В 1844 г. Наталья Николаевна выходит замуж за Петра Петровича Ланского (в свое время дежурившего у дверей квартиры Полетики, где происходила интимная встреча жены поэта якобы с Дантесом). Петр Петрович Ланской тут же становится командиром лейб-гвардии Конного полка и получает соответствующий чин. Так что и этот «завет Пушкина» Наталья Николаевна добросовестно выполнила: вышла замуж не за «пустозвона».