Второй брак Натальи Николаевны, говорят, был спокойно-счастливым. Она продолжала исправно рожать детей. Есть свидетельства, что дети Ланских были в дружеских отношениях с детьми Пушкина. К сожалению, довольно малоизвестно об отношении его величества и императорского двора к Н. Н. Ланской. Тем не менее, некоторый свет на этот аспект жизни Натальи Николаевны проливают собственные ее письма. Приведем два отрывка из них. Вскоре после второго замужества она пишет своему брату Дмитрию: «Мой муж может извлечь выгоды из своего положения командира полка. Эти выгоды состоят, правда, в великолепной квартире, которую еще нужно прилично обставить на свои средства, отопить и платить жалованье прислуге 6000. И это вынужденное высокое положение непрочно, оно зависит целиком от удовольствия или неудовольствия его величества, который в последнем случае может не сегодня, так завтра всего его лишить». А в 1849 г. Наталья Николаевна в решительных тонах высказывает мужу свое кредо поведения при дворе: «Втираться в интимные придворные круги – ты знаешь мое к тому отвращение; я боюсь оказаться не на своем месте и подвергнуться какому-нибудь унижению. Я нахожу, что мы должны появляться при дворе, только когда получаем на то приказание (курсив наш. – Н. П.), в противном случае лучше сидеть спокойно дома. Я всегда придерживалась этого принципа и никогда не бывала в неловком положении». Судя по тональности письма, «вызовов во дворец» к тому времени становилось катастрофически мало. Ланской не понимал, почему стареющий царь теряет интерес к делам возглавляемого генералом Конного полка. Но его умудренная светским опытом жена все понимала правильно. В уже сложившийся образ Гончаровой-Пушкиной-Ланской определенный диссонанс внесла прекрасная Серена Витале. Чрезвычайно серьезный исследователь жизни и творчества Пушкина (что особенно важно отметить – нерусскоязычный) волею случая получила в свое распоряжение семейный архив Геккернов. По фантастическому стечению обстоятельств в этом архиве полностью сохранилась переписка Геккерна-младшего (Дантеса) с Геккерном-старшим, как раз относящаяся к 1835–1836 гг. (более двадцати писем!). Эти письма вызвали определенный ажиотаж среди пушкинистов. Письма содержали рассказы Дантеса о сумасшедшей влюбленности в некую даму, имя которой не называлось (более того, в письмах подчеркивалось, что имя должно остаться в тайне), но при этом житейская ситуация описывалась столь подробно, что даже совершенно постороннему и «случайному» читателю этих писем становилось ясно, что речь идет о жене Пушкина. Эти письма стали истолковываться специалистами в том духе, что, во-первых, теперь не может быть сомнений в глубокой, искренней, но платонической любви Дантеса к Натали (и в ее ответном чувстве), а во-вторых, в том, что столь влюбленный человек органически не мог пойти на такие гадости, как написание анонимных пасквилей в адрес мужа горячо любимой женщины. Что касается последнего, то непричастность обоих Геккернов к подметному письму легко аргументируется без всякого привлечения любовного романа. Люди, приехавшие делать карьеру при российском дворе, никогда не будут участвовать (да еще по собственной инициативе) в играх, хотя бы иносказательно бросающих тень на членов императорского дома.