Пушкин в 1836 году (Предыстория последней дуэли)

Проверить дату по рукописи не удалось, так как письмо это было опубликовано Щёголевым по машинописной копии, полученной им из архива Геккернов при содействии профессора Мазона.[224] Тем не менее установить точную дату письма оказалось возможным. Дело в том, что Н. И. Гончарова упоминала в нём о недавно состоявшейся свадьбе своего среднего сына — Ивана Николаевича. Она писала: «Свадьба состоялась 27 числа прошлого месяца».[225] В настоящее время благодаря публикации ряда документов из архива Гончаровых установлено, что бракосочетание И. Н. Гончарова состоялось 27 апреля 1838 г.[226] Значит, письмо Натальи Ивановны Гончаровой, написанное вскоре после этого семейного события, следует датировать 15 мая 1838 г.

Одновременно в составе бумаг П. Е. Щёголева мною было найдено ранее не публиковавшееся письмо Н. И. Гончаровой от 16 ноября 1837 г., адресованное Жоржу Геккерну. В этом письме Н. И. Гончарова поздравляла дочь и зятя с рождением их первого ребёнка. Оно было написано в ответ на только что полученное из Сульца сообщение о рождении девочки.[227]

Материалы семейной переписки, как видим, полностью подтверждают официальную дату рождения девочки. Матильда-Евгения действительно родилась в Сульце 19 октября 1837 г. Следовательно, предположение Л. П. Гроссмана о причинах сватовства Дантеса было основано на недоразумении. Ошибочность этой версии теперь доказана неопровержимо.

Последняя по времени гипотеза о женитьбе Дантеса была выдвинута М. И. Яшиным. ОБ утверждал, что Дантес сделал предложение Екатерине Гончаровой по настоятельному требованию Николая I.[228] Эту гипотезу нельзя считать научно обоснованной. Она убедительно опровергнута Я. Л. Левкович.[229]

Ошибки, на первый взгляд ничтожные, в публикации и истолковании двух писем породили длинный ряд недоразумений. Теперь, когда стала очевидной ошибочность версий, уводивших нас в сторону от истины, дело значительно прояснилось. В настоящее время мы можем с полной уверенностью утверждать, что никаких слухов и предположений о возможной женитьбе Жоржа Геккерна на Екатерине Гончаровой в петербургском обществе до 4 ноября не существовало. Именно поэтому известие о помолвке восприняли как из ряда вон выходящую новость и в большом свете, и в кружке карамзинской молодёжи, где Дантес бывал осенью 1836 г. чуть ли не каждый вечер.

В тесном карамзинском кружке все знали о том, что Екатерина влюблена и что Дантес флиртует с ней для отвода глаз. Вспомним письмо С. Н. Карамзиной: Дантес «продолжает всё те же штуки, что и прежде, — не отходя ни на шаг от Екатерины Гончаровой, он издали бросает нежные взгляды на Натали, с которой в конце концов всё же танцевал мазурку».[230] Совершенно откровенно об этом рассказала впоследствии А. Н. Гончарова в письме к племяннице: «Молодой Геккерн принялся тогда притворно ухаживать за {…} вашей тёткой Катериной; он хотел сделать из неё ширму, за которой он достиг бы своих целей. Он ухаживал за обеими сёстрами сразу. Но то, что для него было игрою, превратилось у вашей тётки в серьёзное чувство».[231] В этом кругу все уже догадались о чувствах Екатерины, но никому не приходило в голову, что у Дантеса могут быть серьёзные намерения по отношению к ней.

Для самой Екатерины Гончаровой поворот событий оказался настолько неожиданным, что она, по её собственному признанию, в первые дни «не смела поверить, что всё это не сон».[232]

Проект этого сватовства возник у Геккернов только после вызова Пушкина и впервые был предан огласке утром 7 ноября во время визита Жуковского к нидерландскому посланнику. И сейчас уже есть возможность, опираясь на все известные нам материалы, объяснить позицию Дантеса и мотивы его странной женитьбы.

Как показывают факты, на самом деле всё обстояло значительно прозаичнее, чем предполагали дамы и барышни, видевшие в Дантесе героя неистового любовного романа à la Balzac. Молодой Геккерн не был романтиком. Он был, как очень точно выразился П. П. Вяземский, «человек практический», «приехавший в Россию сделать карьеру».[233]

До сих пор ему сказочно везло. Покровительство Геккерна, а затем и официальное усыновление по королевскому акту (с присвоением имени, титула и права наследования) дали ему всё: дом, средства, блестящее положение в обществе и великолепные перспективы карьеры в чужой стране, где он только что начал службу. Он приехал в Россию почти без гроша в кармане, а через год — полтора приобрёл репутацию завидного жениха, имеющего хорошее состояние. Ходили слухи о том, что он побочный сын нидерландского короля, что у него около 70 000 рублей ренты. Слухи были ложными, но возникли они не случайно и открывали возможность выгодной женитьбы.

Всем этим он был обязан своему приёмному отцу барону Геккерну. И вот теперь пришло его время платить по счёту.