Пушкин в жизни. Спутники Пушкина

Французский подданный, профессор французской, латинской и греческой словесности в Казанском университете. После ревизии астраханской гимназии, где Жобар обнаружил вопиющие злоупотребления, он начал упорную борьбу сначала с попечителем казанского учебного округа Магницким, а потом с министром народного просвещения Уваровым, старавшимися замять поднятое Жобаром дело. Но добиться ничего не мог. Уваров попытался устроить так, чтобы Жобар был признан сумасшедшим, но Жобар сумел настоять на освидетельствовании, которое признало его «совершенно в здравом состоянии рассудка». Когда появилась сатира Пушкина на Уварова «На выздоровление Лукулла» (1836), Жобар перевел ее на французский язык и послал Уварову с ироническим письмом, где писал: «Твердо решившись познакомить Европу с этим необыкновенным произведением, я предполагаю послать в Брюссель этот перевод с примечаниями, каких может потребовать уразумение текста; но прежде чем это сделать, я счел долгом подвергнуть мой перевод суждению вашего превосходительства и испросить на это вашего разрешения». Копию с письма и перевода Жобар послал Пушкину и распространил в публике. Денис Давыдов писал Пушкину: «Читая письмо, я хохотал, как дурак. Этот Жобар – злая бестия, ловко доклевавший журавля, подбитого соколом». Но Пушкин уже достаточно неприятностей перенес из-за своей сатиры и, рассыпавшись в комплиментах Жобару за его перевод, настойчиво просил его «не воскрешать своим талантом произведения, которое само по себе впадет в заслуженное забвение». Жобар перевода своего не напечатал. По настоянию Уварова, Жобар немедленно был выслан из России. Уезжая, он оставлял у знакомых свою визитную карточку, на которой под его фамилией было напечатано: «высланный из России».

Журналисты

Михаил Трофимович Каченовский (1775–1842)

По происхождению нежинский грек, первоначальная фамилия – Качиони. В 1806 г. получил степень доктора философии и изящных искусств, долгие годы состоял профессором Московского университета, занимая самые разнообразные кафедры: теории изящных искусств и археологии, русской истории, русской словесности, всеобщей истории, истории славянских литератур и наречий. С 1805 по 1830 г. стоял во главе журнала «Вестник Европы», принятого им от Карамзина. В истории русского самосознания Каченовский занимает свое определенное место как историк-основатель и главный представитель «скептического направления», как последователь Нибура, боровшийся против царившей в его время наивной некритичности в отношении к историческим источникам. Один из его биографов говорит: «С необычайной научной осторожностью, с решимостью предпочитать скептически-отрицательный вывод произвольному ответу, Каченовский, при современной ему разработке исторических источников, не мог найти надежного, с его точки зрения, материала для построения русской истории. Заслуга его не в печатных трудах, – его собственных и учеников, – а в той школе, какую проходили студенты в его аудитории». О Каченовском с очень теплым чувством отзывается целый ряд его слушателей, впоследствии выдвинувшихся на разных поприщах, – Кавелин, Редкий, Герцен, Ив. А. Гончаров. Все они в главную заслугу Каченовскому ставят его умение будить критическую мысль, приучать слушателей ничего не принимать на веру и стоять на собственных ногах. С. М. Соловьев рассказывает: «Любопытно было видеть этого маленького старичка с пергаментным лицом на кафедре: обыкновенно читал он медленно, однообразно, утомительно; но как скоро явится возможность подвергнуть сомнению какое-нибудь известие, старичок вдруг оживится, и засверкают карие глаза под седыми бровями, составлявшие единственную красоту у невзрачного старика». Курьезно, что этот неистовый отрицатель в области науки – в области политической, религиозной, литературной и житейской был чрезвычайно консервативен и робок. Перед авторитетом царствующего императора Каченовский благоговел. Доказывая подложность надписи на тмутараканском камне, он заявлял на лекции:

– Да вот и государь император Николай Павлович, как взглянул на надпись, так и сказал: это, должно быть, подложная надпись!

Ужасно боялся всякой ответственности; никогда, например, не брал на дом книг из университетской библиотеки, – вдруг они у него пропадут! В бытность секретарем, деканом и ректором университета каждую бумагу встречал возражением: «Да как же это так? Да зачем же это так?» В журнале своем «Вестник Европы» он выступал крайним литературным старовером и консерватором вплоть до отстаивания в русском алфавите букв «фита» и «ижица». К молодой русской литературе и специально к Пушкину относился отрицательно.