Пушкинская перспектива

Документальная повесть Пушкина, преодолевая «сонную бессвязность и отсутствие мысли» в рассказах Теннера, содержит краткий очерк тридцатилетней жизни пленника среди индейцев. Впрочем, ряд фрагментов из его воспоминаний воспроизведены писателем адекватно. В современных изданиях сочинений Пушкина эти эпизоды обычно печатаются петитом, хотя здесь был бы более уместен курсив. «Живые и грустные картины», наиболее его поразившие, суть следующие:

1. Похищение

2—6. Охота

7—9. Пьянство и ссоры

10. Видение духов

11. Первая женитьба

12. Рассказ индейца о новом (неудачном) нападении на семью Теннера.

13. Возвращение

Пушкин верно замечает, что основное место в рассказах Теннера занимает «описание различных охот и приключений во время преследования зверей» (XII, 112). Оказывается, это зачастую смертельно опасный труд. Но для индейцев охота является основным и самым престижным занятием, и понятно, почему «белый индеец» не упускает ни одного случая, чтобы не похвастаться своими охотничьими трофеями (возможно, невольно преувеличенными). Три следующих эпизода о безобразных индейских ссорах, вызванных вкорененным колонизаторами пьянством, снабжены пушкинским ироническим пояснением: «Оставляем читателю судить, какое улучшение в нравах дикарей приносит соприкосновение цивилизации!» (XII,115). Вместо обычных романтических рассказов о красочных войнах индейских племен Пушкин выбирает эпизод заурядной кражи героем лошади в соседнем племени. Странным, на первый взгляд, пробелом, однако, в рассказах Теннера остается почти полное отсутствие сколько-нибудь подробных и внятных сведений о религиозных верованиях и мифологических преданиях индейцев, которым он остался чужд. За время тридцатилетнего пребывания в среде аборигенов он напитался только их суевериями. «Он иногда выдает себя за человека не доступного предрассудкам; но поминутно обличает свое индейское суеверие», – отмечает Пушкин (XII, 121) и выписывает лишь один попавший в записки рассказ о «поэтическом видении», озарившем героя, когда тот заночевал в заповедном месте (что само по себе для коренного индейца было бы невозможно): там, по местному преданию, произошло ужасное преступление (братоубийство).[600]

Внимательно изучая рассказы индейского пленника, переданные Э. Джеймсом, Пушкин, вероятно, не мог не почувствовать, что, проведший тридцать лет среди индейцев, дважды усыновленный индеанками, Джон Теннер, однако, так и остался чужаком в их племени. Этим объяснялись и фактическое нарушение индейских обрядов при первой женитьбе Теннера, и факты жестокости индейцев по отношению к приемышу в детстве, и постоянная вражда к нему сводного брата Уаменгонэ-бью, и жестокое преследование одним из индейцев (в сговоре с женой Джона) во время возвращения героя к белым, и нежелание его взрослого сына последовать за отцом. Все это сообщает рассказам Теннера некоторый комплекс неполноценности, выражением которого является постоянное желание Джона вернуться к белым, что отмечено в пушкинской повести:

Вопреки своей долговременной привычке и страстной любви к жизни охотничей, жизни трудов, опасностей и восхищений непонятных и неизъяснимых, одичалый американец всегда помышлял о возвращении в недра семейства, от которого так долго был насильственно отторгнут (XII, 125).

Уже в начале своего повествования Теннер признавался:

Я уже пользовался тогда полной свободой, индейцы совсем за мной не следили, и мне было легко оставить их навсегда. Но я полагал, что отец и все мои братья убиты, и к тому же хорошо знал, какая жизнь, полная тяжелого труда и лишений, ждала меня у белых. Ведь у меня не было там ни друзей, ни денег, ни имущества, и я боялся ожидавшей меня крайней нищеты. Между тем я видел, что у индейцев все, кто слишком молод и слаб, чтобы охотиться самостоятельно, всегда находили себе покровителей. К тому же индейцы стали относиться ко мне с большим уважением, считая как бы человеком своей расы.[601] Поэтому я решил хотя бы на время остаться у них. Ноя всегда надеялся, что когда-нибудь вернусь к белым и буду жить среди них[602]