Пушкинский вальс

 Как-то раз в середине ноября я сердцем почувствовала, что мне надо зайти на почтамт. Я зашла, и мне вручили ваше письмо. Откуда я узнала?..Трудно сказать, но я узнала, видно, потому что мне это было очень нужно. А вы не узнали, что я жду вашего письма, не чувствовали, что у меня уже нет сил ждать его…Спросите, почему? Наверное, потому что вам это было совсем не нужно. Это само по себе ни хорошо, ни плохо…просто не нужно! А если вам не нужно хотя бы знать, что я чувствую, о чем я думаю… простите, но зачем тогда заводить какие-то отношения?

    Владислав Георгиевич молчал. Он знал, понимал, что необходимо ответить, возразить, возможно, она сама ждет, что он станет возражать ей, но он будто окаменел. Мозг словно отключился, колесики, шестеренки, ремни передачи – все вдруг замерло и не работало, уподобившись груде ржавого металлолома. Он был как школяр, которого вызвали к доске, а он не знает урок.

    - Всего вам доброго, Владислав Георгиевич, - сказала Лилия Николаевна, садясь за руль. – Желаю вам с пользой провести ваш маленький отпуск. И спасибо за цветы… мне было приятно, если вас это хоть чуточку интересует…

     Она завела двигатель и укатила прочь, а он так и остался стоять на стоянке и смотреть, как ее «Москвич» неторопливо и аккуратно выруливает на Советскую. И только потом, когда ее машина затерялась на дороге среди прочих, он словно бы очнулся и медленно побрел в гостиницу.

    Настроение у него было не просто отвратительным – оно было «на нуле». Он даже не обратил внимания на дежурную по этажу, с которой всякий раз подчеркнуто вежливо здоровался. Надежда Александровна несколько удивленно посмотрела ему вслед, когда он прошел мимо ее стола, словно лунатик.

     - Владислав Георгиевич! – окликнула его старушка.

     - Да? – рассеянно обернулся он.

     - Простите… вас тут сегодня один молодой человек спрашивал…

     - Какой еще молодой человек? – спросил Владислав Георгиевич с плохо скрытой досадой.

     - Ну… знаете, молодой человек из следственного отдела! С зимней такой фамилией…

     - Следователь? – поразился Владислав Георгиевич. – это не ко мне.

     - Ну как же, ведь он вас назвал по фамилии, имени, отчеству…А у самого фамилия, вот не помню! – старушка озабоченно покачала головой. – Помню только, что зимняя…

     - Это как же? Морозов, что ли? – спросил Владислав Георгиевич.

     - Нет, не Морозов! Это я бы запомнила…

     - Ну, тогда, Снегопадов, может быть…

     - Да Бог с вами, Владислав Георгиевич! Такой фамилии вообще не бывает, наверное…

 Зимняя…Вроде как накрывает, заметает…Ах, Боже мой! – она всплеснула руками. – Вот память какая, кто бы ее пришил! Ничего не помню. Он же визитку для вас оставил!

     Она открыла ящик стола и вытащила маленькую карточку.

    - Вот! – прочитала Надежда Александровна. – Порошин! Порошин Михаил Сергеевич…Ишь ты, зовут-то как Горбачева!..- старушка протянула ему карточку. – Очень просил вас позвонить…

   Владислав Георгиевич с недоумением взял визитку следователя и пошел к себе в номер. Там он сел в кресло и горько задумался.

    « Ну вот, - вздохнул он мысленно, - осталось мне пять дней. Сегодня у нас закончилась пятница, - он взглянул на календарик на наручных часах. – Остались суббота, воскресенье, понедельник, вторник и среда… В четверг с утра надо ехать. Не забыть в понедельник еще оплатить проживание на три дня вперед… Завтра поеду на кладбище: буду ошкуривать и красить скамейку…В воскресенье покатаюсь по городу, может, на Жукову гору съезжу. Ладно, там видно будет…»