Пушкинский вальс

    - Не хочу показаться грубым, но по-моему, дурью вы маетесь, уважаемый Михаил Сергеевич! Лилия Николаевна – прекрасная женщина, умная, интеллигентная, образованнейшая… остается только пожалеть, что она прозябает в этой…- Владислав Георгиевич запнулся. – Простите… не хотел обижать никого. Она в принципе не может быть тут как-то замешанной, а вы, вместо того, чтобы искать убийц или похитителей, примеряете маску преступника на добропорядочного человека, да еще женщину! Это просто недостойно, даже возмутительно!

   - Уважаемый Владислав Георгиевич, - сказал Порошин, - я понимаю ваше возмущение, но мы проверяем все версии, любые зацепки! Только и всего – это наша работа! Работа весьма нелегкая, но вы не поверите, какие иногда встречаются преступники. Ну ни за что не подумаешь на него или на нее, а потом выясняется: он (она!) – серийный убийца, закопавший с десяток человек! Порой диву даешься!.. Но вы не волнуйтесь – вашей знакомой ничего не угрожает…по крайней мере пока! Вас взволновало наше внимание к ней…так знайте, на нее ничего нет.

   - То есть это лишь ваша гениальная интуиция, я правильно понял?

   -Ну,не совсем. Без интуиции нельзя, но ее недостаточно. Нужны факты, улики, а у нас их нет. Но мы обязаны проверять все. И вот еще что, - Порошин помедлил, словно раздумывая, говорить или нет.

 Потом заговорил, чуть понизив голос, как будто их могли услышать. – В общении с госпожой Гончаровой проявите бдительность. Я далек от мысли, что она…- он помедлил секунду, - ну имеет прямое отношение к исчезновению Казаряна и Пучковой, но тем не менее – она может что-нибудь знать. Вы сами говорили об ее тщательности и аккуратности. А если заметите что-нибудь странное – сразу позвоните. Моя визитка у вас есть.

    - Я ее… не сохранил, к сожалению, - виновато ответил Владислав Георгиевич. – И потом, что я могу заметить странного? Не очень-то понимаю…

    - Вы взрослый, солидный человек, - сказал Порошин, доставая еще одну карточку и вручая ее собеседнику. – Вы старше меня, мне ли вас учить? Присматривайтесь, думайте – и сами почувствуете, если что-то будет не так…

   - Вряд ли что-то я смогу заметить, мне уезжать в четверг, - пробормотал Владислав Георгиевич, пряча визитку в бумажник.

   - В четверг? – воскликнул капитан. – Это еще четыре дня. За это время знаете, сколько неожиданного может случиться?

    Порошин поднялся со скамьи, давая понять, что разговор окончен. Владислав Георгиевич поднялся тоже.

     - Благодарю, что уделили мне время. До свидания…

     - Всего доброго.

 Они расстались: Порошин направился к своей машине, а Владислав Георгиевич побрел назад к гостинице.

   «Ну и дела творятся! – подумал он, качая головой. – Городишко слова доброго не стоит, а страсти кипят – сам Шекспир отдыхает!»

 Конец 4-ой части

Часть 5. Нет дороги назад

Глава 8.

 В воскресенье Владислав Георгиевич, как и собирался, решил отправиться на капитальную прогулку по городу. Сначала он отправился пешком – благо, погода к тому вполне располагала. Он посетил самые разные, памятные с детства места, погулял в городском парке, куда когда-то бегал с друзьями в кино или на аттракционы, бывшие в те годы еще диковинкой… Старого дощатого кинотеатра, где в детстве они смотрели «Синдбада» и  «Скарамуша», давно уже не было, а на его месте возвышался современный кинотеатр – обширное здание из стекла и бетона с широким крыльцом… По-хорошему, такой перемене стоило бы порадоваться, но Владислав Георгиевич неожиданно ощутил тихую грусть: почему-то стало жаль того памятного сердцу примитивного деревянного строения, которое они между собой именовали Горсадом – низенькое сооружение, доски которого зачем-то были выкрашены в ярко-синий цвет. Сейчас в такой «сараеподобный» кинотеатр он, наверное, и не пошел бы вообще, однако – сколько чудесных, ярких фильмов посмотрел он здесь в детские годы, таких фильмов, что оставили память о себе на всю жизнь! И теперь Владислав Георгиевич многое отдал бы за то, чтобы вновь очутиться в том стареньком, дощатом, выкрашенном в нелепо синий цвет кинотеатре того Горсада, что стоял здесь в далекие годы детства. Но его больше не было, и не будет уже никогда!.. Поэтому в кино Владислав Георгиевич все-таки пошел, но выбрал для этого другой памятный ему кинотеатр – бывший «Октябрь», носящий теперь жутко нелепое название «Экран». Народу в кинотеатре оказалось до удивления много, все места были заняты. Сеанс закончился поздно, и когда Владислав Георгиевич вышел на улицу, уже было темно. Дул резкий прохладный ветер, накрапывал дождь. Гостиница находилась отсюда неблизко, и он решил доехать на автобусе.

 В автобус тоже набилась целая толпа, и Владислав Георгиевич не просто ехал стоя, а еще и оказался плотно стиснут со всех сторон. Поэтому он испытал настоящее облегчение, когда наконец вышел на своей остановке и отправился в гостиницу.