Иногда мне приходится спрашивать себя: «Мне правда стоит проводить время в сравнении химического состава соков от сквирта и мочи?» А потом я напоминаю себе: у многих людей есть вагины, и многие из них забивают свое мысленное пространство кучей бессмысленной патриархальной фигни. Если мы можем немножко этого пространства освободить, или даже восстановить немного удовольствия или свободы выбора, то будет больше пространства, больше радости, и больше мощи вагин для революции. И тогда я говорю себе «Да».
Письмо от Марии
Сколько себя помню, я рисовала свои чувства. По определению Сары Ахмед из книги «Культурная политика эмоций», эмоция это «чувство телесного изменения». То, что происходит в нас, – это нечто телесное, что существует не только в нашем сознании, но путешествует из сознания по телу. Мой путь художника начался с истории, в которой я описала женского персонажа, однажды потерявшего голову. Она становится обезглавленным телом, подобно «Ацефалу» Жоржа Батая, и вначале пытается отыскать свою голову, но потом вырабатывает собственный способ общения. Она – Тело.
Я верю в силу изображения, визуального описания. Как и в случае с языком, изобразить что-то значит признать его существование. Самая главная роль, которую искусство играет в нашем настоящем, – Представление. Так хорошо видеть в зеркале кого-то, кто выглядит так же, как ты. Всю жизнь мне приходилось иметь дело с дисморфофобией, и я по-прежнему стараюсь наладить более любовные и сочувственные отношения с самой собой. И больше всего мне в этом в последние годы помогло искусство, которое представляет существующее в мире прекрасное разнообразие тел.
Когда мне было пять лет, однажды я оказалась совсем одна в своей комнате, освещенная последними лучами золотого света в приближении темноты. Я стояла и с удивлением смотрела на себя в большое зеркало.
Я осматривала себя с макушки до пяток, исследуя голову, туловище, ступни. Я оглядела всю форму тела целиком, и это привело меня к мыслям о пространстве, которое мое тело занимает в комнате, а потом о пространстве, которое оно занимает в доме, а потом, набрав обороты, – о пространстве в стране, на планете, ВО ВСЕЛЕННОЙ! От беспокойства сердце забилось чаще. Ладони вспотели, и это вернуло меня обратно в тело.
Озарение, пришедшее ко мне в той комнате тем вечером, предопределило всю мою жизнь. Мне стало ясно, что мое тело – самое важное, что у меня есть, и это единственное место, в котором я буду жить на протяжении своего существования. Оно никогда меня не пугало. Скорее, наоборот: я его исследовала. Я пользовалась зеркалом, чтобы достичь частей, которые не доступны взгляду. Я не боялась засунуть пальцы в вагину или еще куда-то. Я хотела понять себя и свои ощущения. Передо мной была целая неисследованная страна.
Когда я была ребенком, любимыми занятиями были гнать на велосипеде так быстро и так далеко, как смогу, и надирать мальчишкам задницы на карате. Я была единственной девочкой в секции карате, и это делало меня очень сильной, хотя большую часть времени задницу надирали мне. Но мне это все правда нравилось, потому что давало провести время со своим телом, внутри тела, давало узнать пределы и возможности тела и почувствовать каждую его часть.
Однако мое счастливое путешествие в восхищении телом не продлилось долго. Когда мне было девять, на улице ко мне пристал какой-то старик. Это был первый раз, когда я подумала о своем теле как о чем-то сексуальном. После того происшествия я перестала носить одежду, как та, что была на мне в тот день, потому что чувствовала вину за то, что показывала свое тело. Я молчала. Несколько лет спустя, когда я была уже подростком, монахини моей католической школы в Мехико велели мне купить форму большего размера, чтобы одноклассники «не отвлекались» на мою прекрасную крупную задницу. Таким образом они укрепили во мне мысль, что мое тело – это что-то неправильное, и оно привлекает неправильное внимание. Я и тогда молчала.
Неудивительно, что в раннем отрочестве у меня развилась дисморфофобия. То, что я пережила, и невозможность поговорить об этом с кем-либо, позволило всякой патриархальной херне занять место за столом в моем сознании: туда прокрались стыд, дискомфорт, страх и неудовлетворенность. Единственным, от чего мне становилось лучше, было рисование.
Рисование Тела позволило мне соединить точки между тем опытом, что я получила в пять лет, и всем, что мое тело испытало потом. Перед моими глазами предстала картина целиком. Издалека некоторые пережитые вещи выглядели неприятными и несправедливыми. Это злило. Благодаря Телу я приняла решение покончить с неуважением к собственному телу. Хватит терпеть неуважение от себя и от всех остальных. Я хотела восстановить силу своего тела и всех других тел. Так что Тело стало главным персонажем всех моих работ. Это мое приглашение остальным сделать свои тела главными героями их жизни. Я предлагала это, потому что вообще-то нет ничего плохого в том, чтобы иметь тело.