Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)

Александра Васильевича пригласил к себе в гости французский наместник месье Арно. Белый домик с галереей, увитой виноградом, уютно стоял среди цветов под сенью пальм. Хозяин, как и его жена и дочь, приняли путешественника так ласково, что заставили забыть славящееся в мире русское гостеприимство.

Белоснежная хрустящая постель, душ в саду, кабинет с книгами, красавицы хозяйки, изысканная кухня, ненавязчивое внимание днем, беседы по вечерам. Доносилось пение птиц из сада, слышалось: "Останься, останься..." Все манило задержаться подольше. И хозяева очень огорчились намерением гостя ехать дальше, но они просто пришли в ужас, когда узнали, что гость собирается двинуться в глубь пустыни, в Гадамес. Месье, мадам и мадемуазель уговаривали гостя остаться у них еще. И вообще, не совершать этого безумного, на их взгляд, поступка. Рассказали о недавней гибели экспедиции Флаттерса именно на этом переходе. Полковник Флаттерс с тремя миссионерами имел в своем караване две сотни верблюдов и пятьдесят вооруженных солдат. Отряд был полностью уничтожен туарегами - воинственными кочевниками Сахары. Елисееву говорили еще раньше и о других европейцах, погибших в этих местах. И все же он остался непреклонен. И тогда в доме французского господина появился замечательный старик - Ибн-Салах.

- За него я ручаюсь, как за себя, - сказал хозяин. - Он житель Гадамеса. Караваны водит много лет. Поведет теперь вас.

- Велик Аллах, над нами воля его. Я доставлю адхалиба в Гадамес и приведу его обратно.

- Но полковник Флаттерс... он шел с миссионерами... - Мадам можно было понять. Жизнь в городке Уарглы была однообразной. А гость в доме - это всегда праздник.

- Английский полковник посягал на свободу и волю туарегов, мадам. Адхалиба туареги не тронут, номады уважают адхалиба, - убежденно говорил Ибн-Салах.

Старик сразу понравился Елисееву. Понравились и его слуги - бербер Юсуф и негр Нгами. Все очень скоро стали верными друзьями доктора.

"Нас четверо, у нас шесть верблюдов. Хотя г.[осподин] Арно доверяет Ибн-Салаху, он называет мое предприятие безумием", - отметил тут же в блокноте Елисеев. И добавил: "Цвет кожи у жителей Уарглы всех оттенков - от черного до белого".

Сахара в сознании людей - сплошной золотой океан, бесконечные пески, выжженные солнцем. Это совершенно не так. Там можно увидеть горы, иногда покрытые снегами. В дождливый сезон пустыня покрывается местами яркой зеленью, которая потом быстро сгорает. В алжирской Сахаре бывает и снег, и даже лужицы, покрытые льдом.

Мертвенно-безмолвна пустыня в сиянии солнца. Номады правы, сравнивая пустыню не с морем, а с небом. Воздух насквозь пронизан светом и сам подобен свету. Он окутывает безжизненные камни, пески, придавая им фантастический вид. Глаз уносится в беспредельность, за которой нет ничего, кроме света.

"Золотистые дюны, синеватые и темно-фиолетовые тени, резко отграничивающие обрывы и откосы, красноватые, белые и серые обнажения камня, глины и известняка - все это залитое яркими лучами солнца, на голубом прозрачном фоне неба производит чарующее впечатление. Еще великолепнее становится пустыня, когда заходящее солнце заливает пурпуром, золотом и лазурью горизонт..."

Сиянием сотен радуг озаряются вершины гор. Переливы света скользят по пескам. Как в гигантском театре, плещутся синие, зеленые, багровые, алые и желтые лучи, сплетаясь, пока не покорит все великая ночь. Тогда она зажигает над миром невиданной красоты звезды. Человеку хочется преклонить колени перед этим величием и красотой.

Культ неба царит среди номадов пустыни. Нигде нет такого бесконечного неба, таких лучезарных звезд. Древние египтяне поклонялись всеобъемлющему пространству - Пашт и всепоглощающему времени - Себек и олицетворяли их в представлении о пустыне.

Елисеев подумал: "Время мое не безмерно" - и, с трудом оторвавшись от созерцания, вернулся в шатер. Ибн-Салах, Юсуф и Нгами тихо разговаривали.

Порядок путешествия Ибн-Салах установил следующий. Вставали часа в три-четыре и двигались в путь, пока часов в девять-десять невыносимая жара не сваливала с ног верблюдов. Тогда часов до шести лежали, мучаясь от зноя. Потом опять шли до самого ночлега. Спали на песке. Опасаясь ядовитых змей и насекомых, однажды соорудили себе походные гамаки - прикрепили на кольях плащи.

Караван шел в глубь Сахары. Пейзаж становился все более однообразным, лишь вблизи колодцев появлялись пучки высохших трав. Застывшее песчаное море все расширялось и расширялось. Воды в колодцах почти не было, или она была протухшей. Жажда все больше одолевала людей и животных. Несколько дней путники жили мечтой об источнике в долине Айн-Тайба. Наконец дюны раздвинулись, и все увидели, что Айн-Тайба не источник, а целое озеро, заросшее тростниками.