Пусть это буду я

– А я верю, – ссохшимися губами тихо проговорила она. – У меня на шее остались синяки от твоих пальцев.

Она задрала голову, демонстрируя темные подтеки.

– Больно? – Коля почувствовал стыд.

– Только когда дотрагиваешься.

– Извини.

– Вот именно! Какое уж тут неверие?

– Знаешь… – Он потупился. – Никогда не думал, что мной можно так запросто управлять. Я всегда считал себя волевым и независимым человеком.

– Я тоже про себя так думала, – призналась Люся, – пока со мной не случилась эта любовь.

– Надеюсь, она прошла?

– Кажется, прошла. По крайней мере, я не умираю. Но за Корги все равно волнуюсь. Он пришел за мной и защитил. Чего бы он там про себя ни говорил, он хороший человек. И я до сих пор корю себя, что мы его там оставили.

– Ладно. – Коля потянулся. – Что будем делать?

– Сейчас или вообще?

– И сейчас, и вообще.

– Сейчас мы выпьем по чашке кофе и поедем к Гончару.

– Ты уверена? А вдруг мы опять не сможем выйти?

– Сделаем так: в дом зайдет кто-то один, например я, а ты останешься снаружи. И, если я не вернусь через пятнадцать минут или не позвоню, ты вызовешь полицию.

– Нет, это опасно, поэтому пойду я, – отрезал Коля. – А ты останешься ждать, и это не обсуждается.

– Хорошо, – согласилась Люся. – После постелей Гончара спать на таких койках ужасно.

Молока в доме не оказалось, сахара тоже, кофе получился горький и одновременно пресный.

Одежда под дождем быстро промокла.

Ехали на метро. Больше оно Люсю не пугало. Ей вообще казалось, что из нее вычерпали все чувства и эмоции и теперь ее ничто не волнует: внутренняя усталость и пустота, не горечь, не печаль, а равнодушие. Безучастность и отрешенность. Никаких распускающихся в груди цветов или порхающих бабочек – новое и очень странное состояние. Как опухшая после долгих слез голова. Заторможенная безучастность.

Пассажиров в вагоне было немного, но они все равно встали возле дальних дверей, чтобы разговаривать.

– Ну, допустим, – размышлял Коля вслух, – пусть Гончар гипнотизер и все такое, я даже готов допустить, что на обед они кормили нас галлюциногенами или пускали какой-то психотропный газ. Даже наше разделение я мог бы, вероятно, объяснить. Но вся эта тема с персонажами… Ее я понять никак не могу. Они же на самом деле пропали, стоило ему захотеть. Козетта гналась за тобой по коридору, а потом в один момент исчезла.

– Возможно, ее отвлек Корги. Ты же видел, что он-то никуда не делся. А это доказывает, что Гончар придумал все это. Может, они даже нарочно подыгрывали ему?

– Точно, – вспомнил Коля, – Корги так и говорил, что все играют свои роли. А ведь сколько мы видели фильмов, где богатые, уставшие от однообразия жизни люди, которым уже нечего больше хотеть, играют с другими? Может, это была постановка со всякими спецэффектами и нас просто разыграли? – Он очень обрадовался этому своему предположению.

– Хочешь сказать, что сейчас мы приедем, войдем в дом, и они такие выскакивают в колпачках и с дудками: «Та-дам! Это был розыгрыш»?

– Слушай, а ведь и в самом деле, – еще сильнее воодушевился брат. – Помнишь, я тебе говорил, что видел Шуйского на остановке и потом он это упорно отрицал? Точно. Они просто нанятые актеры – вот и все. Он сбежал по своим личным делам с рабочей площадки, потому и не хотел сознаваться.

Люся почувствовала, как внутри у нее шевельнулось чувство, похожее на надежду.

– Значит, они все актеры?

– Все-все. – Коля ободряюще обнял ее. – Увидишь ты своего Корги, не сомневайся. А может, нам Гончар еще и денег заплатит.

Больше ни о чем другом Коля уже думать не мог. Он снова строил грандиозные планы и фантазировал, а когда вышли из метро, сам предложил купить торт.

Люся так не веселилась, ей нужно было убедиться во всем наверняка. Слишком уж яркие и ужасающие впечатления ей довелось пережить.

Оставив сестру в «Лайме и корице», чтоб не мокла, Коля побежал к дому Гончара.

Первым делом его насторожили приоткрытые ворота – сколько они пробыли в доме, ворота никогда не открывались.

Войдя во двор, он оторопело замер перед подъездом. Брусчатка была сбита, и дыры закиданы кусками асфальта, ступени на крыльце раскрошились, дверь оказалась приоткрыта.

Коля осторожно заглянул внутрь, и в лицо пахнуло резким запахом сырости, мокрого кирпича и мочи.

Скорей всего, это был другой двор, очень похожий, но соседний, потому что калитки, ведущей в сквер, здесь не было, только алюминиевые листы забора.

Коля вернулся на улицу и обошел дом с облупившейся и потускневшей фасадной части. Оглядел перекресток и симпатичный дом напротив, где на последнем этаже они всегда видели человека. Без сомнений, это дом Гончара, однако совсем не тот.

Не заходя во двор, Коля позвонил сестре.

– Приходи, пожалуйста, скорее, здесь опять что-то непонятное происходит.

– Ты в доме? – забеспокоилась она. – Там опасно?

– Я не в доме. И пока не опасно, но ты должна это увидеть.