Пусть это буду я

– Ты так говоришь, как будто вы знакомы, – сказала Люся.

– Знакомы не были, но я о нем знал.

– Говори, пожалуйста, нормально, – попросил Коля. – У меня от этих загадочных фраз глаз дергаться начинает.

– Он вам ничего не сказал? – Отец был раздосадован. – Я думал, вы поэтому не пишете мне и не звоните.

– Мы не звонили, потому что ты украл мои деньги, забыл?! – ворчливо сказал Коля. – Так что же Олег Васильевич должен был нам сказать? Хотя… стой, погоди.

Он замер с поднятым ножом.

– Значит, это все-таки правда? – Коля боялся произнести свое предположение вслух. – Я так и думал! А Люся не верила.

– Во что я не верила?

– Что ты нам не отец!

– Вот сейчас было обидно! – Отец надулся. – Не буду вам ничего рассказывать, раз вы такие умные и я вам никто. Могу вообще уехать и больше никогда не появляться.

– Рассказывай, пожалуйста. – Из-за его спины Люся показала брату кулак. – Коля нарочно так сказал, из вредности.

– Ваш папа я, – пристально глядя Коле в глаза, сказал он. – Ясно? И по крови, и по документам, и по всему остальному. И еще в зеркало не мешает иногда смотреть. Но если ты хочешь от меня отказаться, дело твое. Тебе уже восемнадцать, и теперь ты можешь менять в своей жизни все: имя, пол, родителей… Что захочешь.

– Ладно. Не обижайся, – примирительно сказал Коля, передавая ему порцию арбуза. – Я правда ерунду сказал. Просто сам Гончар нам об этом говорил, вот я, признаюсь, и засомневался. Но сейчас понимаю, что это глупо.

– Глупо, – подтвердил отец, – но не совсем. Он ваш дед. А папа – я!

Выждав немного, пока удивление на лицах ребят не сменится заинтересованностью, он удовлетворенно продолжил:

– Ваша бабушка рассказала мне об этом незадолго до смерти. Она всю жизнь скрывала от всех имя отца вашей мамы, потому что винила себя в легкомысленности. В советское время родить ребенка без мужа считалось чуть ли не смертным грехом. Ваша мама об этом не знает. Бабушка раскрыла тайну только для того, чтобы я попытался вас пристроить. Надеялась, что он жив, благополучен и поможет обустроиться в Москве. Вот только ваша бабушка не знала ни его адреса, ни номера телефона, ничего. Шанс найти его был небольшой, но все же был. Мне пришлось перерыть чуть ли не весь интернет и несколько раз обращаться за помощью к своим подписчикам, пока не объявилась Саша и не раздобыла для меня его номер. Я позвонил ему и все рассказал. Он сначала мне не поверил, сказал, что я аферист и вымогатель, и разговаривать не стал. Но когда Саша показала ему фотографию вашей бабушки, которую я ей отправил, перезвонил и сказал, что заинтересован и хочет проверить, так ли это. Я сначала хотел вас прямиком к нему отправить, но потом решил, что, если обнадежу, а он потом от вас откажется, то плохо получится. Решил ничего не говорить, а деньги взял, чтобы у вас выхода не осталось. Простите!

– Вот это да, – ахнула Люся. – Вот бабушка дает!

– Это точно! – рассмеялся Коля; ему внезапно стало очень легко. – Теперь понятно, в кого у нас мама такая чудна́я.

– Да уж, – отец вздохнул. – Ваша мама себя так и не нашла, но, надеюсь, у вас все получится. Я правда очень рад твоему поступлению. А что же Люся?

– Я в этом году поступать не собираюсь, – откликнулась она. – Буду готовиться к поступлению на дизайнерское отделение. Хочу стать иллюстратором, а для этого многое нужно изучить.

– Я в этом вашем творчестве ничего не понимаю, но мама, думаю, одобрила бы. Она и сама когда-то рисовала, пока бабушка не потребовала заняться чем-то серьезным. Послушайте, ну а чего писатель-то? Неужели он вам ничего не оставил?

Коля с Люсей переглянулись.

– Кое-что оставил, – сказала сестра и кивнула на стоящий под окном старый клетчатый чемодан с ручкой.

– Что там? – заинтересовался отец и, вскочив с табуретки, тут же схватил его. – Ого! Тяжеленький. Там слитки золота?

Щелкнув замками, он откинул крышку и озадачено замер над содержимым.

– Что за фигня?

– Это называется «книги», – шутливо пояснила Люся.

– И чего? Они дорогие?

– Может, когда-нибудь в будущем Олега Васильевича признают классиком и они станут цениться, но пока это всего лишь бумага и больное воображение, – фыркнул Коля.

Одну за другой папа достал несколько книг, покрутил в руках и положил рядом с собой на пол.

– Так себе наследство, если честно. Гляди-ка, а там еще что? – вытряхнув оставшиеся книги, он вытащил картину. – Это точно не Ван Гог?

– Она называется «Ежевичные сны», – пояснила Люся. – Приносит вдохновение и бессмертие. Хочешь, забирай себе. Ты такое любишь.

– Ладно, – он охотно отложил картину в сторону и следом выудил спрятавшуюся на самом дне чемодана рукопись. Небрежно раскрыл на первой попавшейся странице и высокопарно прочел:

«Раскаяние – это не про меня. Я никогда не совершаю опрометчивых поступков и ни о чем не жалею, – цинично заявил Сева. – С тем же успехом вы можете взывать к совести разверзшегося вулкана или пролившейся дождем тучи. Относитесь ко мне как к явлению, и тогда, возможно, вам будет легче принять все, что случилось!»