Пусть ярость благородная

– Так ведь лёд, ваше императорское высочество, сначала у берегов слабеет, уж две недели как под берегом вагоны колесами в воду уходить стали, едва не опрокидывались. На море же лёд подвижки имеет-с. От ветров, а тем паче от землетрясений.

– Неужто здесь бывают землетрясения? – удивился Михаил.

– Бывают, ваше императорское высочество, – отвечал Заблоцкий, оживляясь. – В январе ударило, так вместе со льдом порвало и пути, на сотню сажен сорвало. Мы уж и бревнами трещины укрепляли, которые поперек путей, и на двухсаженные шпалы путь перекладывали. В феврале, как войну объявили, иной день до двухсот двадцати вагонов на восточный берег переводили. Пока снова не ударило, в конце февраля, тогда уж вдоль путей трещины пошли, на двадцать вёрст. Путейцы перепугались, ушли с перегона, ни в какую не вернуть было. Покуда солдат не прислали. Мы после еще шестьдесят пять одних только паровозов на восток перегнали, по частям – котёл отдельно, тендер отдельно. А двенадцатого числа снова трещины, одна другой больше. Вот движение и прервалось. С четырнадцатого пути разбирают, и большая часть переправы уже разобрана.

– Н-да… – протянул Великий Князь, прищурившись в сторону далёких гор, синеющих над ледяным простором. – Препятствие. Сорок вёрст, если не ошибаюсь? Ничтожное вроде бы расстояние…

– Осмелюсь предложить вам, ваше императорское высочество… – начал Заблоцкий. Великий Князь и Наследник враз вопросительно обернулись к нему.

– С востока, на станцию Танхой, буквально через час также прибывает литерный поезд. Нам телеграфировали перед самым вашим прибытием. И его пассажиры неминуемо столкнутся с подобною же проблемой, с отсутствием железнодорожной переправы. Посему вернейшим будет для вас пересечь Байкал на санных повозках и воспользоваться их составом…

– Да, что ж, это разумно. Но постойте, кто бы это мог направляться сюда с востока литерным поездом?

– Это личный поезд их превосходительства наместника Алексеева…

– И что, Наместник оставил свой пост в военное время? – удивился Михаил.

– Никак нет, Ваше Высочество, – поклонился Заблоцкий, – до Санкт-Петербурга следует флаг-капитан Наместника Эбергард-с, в сопровождении группы офицеров. Наверное, с секретным рапортом Государю.

– Сандро, не иначе, это ОНИ, – хриплым голосом произнесла Ольга, зябко прячущая руки в соболиную муфту.

Александр Михайлович почувствовал на мгновение, как сердце застучало где-то высоко, прямо под горлом. Нервно сглотнув слюну, он кивнул.

– Я тоже так думаю, по срокам очень похоже…

Сейчас Великий Князь повторно испытал тошнотворное желание развернуть поезд и бежать… бежать куда глаза глядят, лишь бы не смотреть в глаза страшному будущему. Он справился с этим желанием усилием воли, почти таким же, каким пехотный командир поднимает себя из окопа навстречу ливню пуль и остриям вражеских штыков. Только ради того, что бы следом за ним поднялась ревущая «Ура» плотная солдатская масса, ощетинившаяся штыками русских трехлинеек..

– Сандро, кто они? – только сейчас Александр Михайлович расслышал недоумевающий вопрос Великого Князя Михаила.

– Те самые, за которыми мы едем, – ответила вместо него Ольга, – ты потерпи еще немного, Мишкин, и скоро сам все узнаешь.

Александр Михайлович кивнул и повернулся к путейскому чиновнику:

– Милейший, вы нас уговорили. Прикажите заложить сани и телеграфируйте на тот берег, что мы выезжаем.

– Да, – Ольга остановила уже собиравшегося бежать Заблоцкого, – не сочтите за труд, передайте поручику ахтырцев, чтобы мою Звездочку тоже заседлали. Все, любезный, можете идти.

Спустя полчаса возле литерных поездов начался сущий бедлам. Кирасиры и гусары выводили из вагонов поезда литеры Б застоявшихся лошадей и тут же их седлали. В подогнанные сани грузили взятый с собой в дорогу запас фуража и нехитрых ветеринарных снадобий. В воздухе стояло лошадиное ржание и неизбежный в таких случаях во все времена солдатский мат. Возле поезда литеры А было немного потише и мата почти не наблюдалось, но сцена «пожар в бедламе во время наводнения» повторялась и здесь. Ибо все те вещи, которые в дальней дороге были аккуратно разложены по полкам, теперь были безжалостно вывернуты наружу для дальнейшей перевалки их в сани. Елена Вольдемаровна восседала на санях Великой Княгини, как курица на гнезде, а взмыленная Ася все таскала и таскала туда свертки, коробки, узлы… Молоденький гусар подвел Великой Княгине уже оседланную кобылу. Вручил повод, заученным движением подставил сложенные в замок сильные руки, и Ольга птицей взлетела в дамское седло. Похлопала по белоснежной шее лошадь; в ответ та покосилась на нее большим добрым глазом. Потом наклонилась к гусару и тихонько сказала что-то ему на ухо. Парень покраснел и, спотыкаясь, бросился к вагону принять у Аси очередной баул. А Ольга с высоты седла погрозила Елене Вольдемаровне сложенной плетью. Ну не заладилось у нее с самого начала поездки с этой немкой, и чем дальше, тем больше; вызвала она в Ольге глухое раздражение, если не злобу, своей мелочной придирчивостью к нижестоящим, скупостью и занудливой педантичностью.