Пусть мята напомнит тебе... (СИ)

— Эй! — влезла между ними Войка.

— Прекратите шуметь, я её дыхание не слышу! — остановил склоку Шака, склонившись надо мной. — Ровное. Пришла в себя.

И от радости прыгнул на кровать. Я-то надеялась подольше притворяться мёртвой.

— Как ты себя чувствуешь? — робко поинтересовалась Фая.

Войка проявила всю нежность, на которую была способна — взяла меня за руку. Шелест хлопнулся на колени. Так и стоял, молча глотая слёзы. Я сосредоточилась на нём.

— Ничего, — заговорила, не признав собственного голоса.

— Странно, — вглядывалась в меня, как в речку Фая. — Когда та сволочь клыкастая закончила тебя пить, сердце не билось. Мы тебя такую и принесли сюда… — Подумала, прежде чем уточнить и, решив, что меня уже ничем не добьёшь, выдала. — Мёртвую.

— Я вроде в порядке, — заверила сестру я, перевела взгляд на Войку и на собственные пальцы, зажатые в её ладони. — Только ничего не чувствую. Совершенно.

Войка тоже скосила глаза на мою конечность. Нахмурилась, сжала сильнее. Снова посмотрела на меня. Впрочем, все таращились, ожидая реакции.

— Если сожму ещё, боюсь, пальцы ей переломаю. — Поделилась наблюдением она.

— А я говорила, что вампирам верить нельзя! — вспылила Фая, и они с Шакой повалились на Шелеста с обвинениями и тумаками. Он не отбивался. Терпел. А когда друзьям надоело мутузить флегматичную цель, оставили и отправились на покой, то есть спать. Вампир единственный остался на страже покоя. Разминал мои суставы, делал массаж, говорил со мной, через каждое слово извиняясь за то, что убил. Вскоре я смогла двигаться и отвесила ему затрещину.

— Перестань уже. Содеянного не воротишь! — самостоятельно села на кровати я. Сняла с шеи кристалл и убедилась в отсутствии в нём Руи. Камень не светился. Он был просто камнем. — Надеюсь, он вернётся.

— Не знаю, — вздохнул Шелест. — Наос не каждому жизнь спасал. Точнее, никому. Даже моему другу.

— Кстати, о королях, вы Таю не рассказали обо мне?

— Шутишь? — нервно сглотнул вампир. — Не рискнули. Представь, что с ним было бы: лишиться двух любимых женщин за раз!

— Думаю, Ризи сгладила бы его тугу, — озвучила неприятные мысли я.

Мы с Шелестом вышли на балкон. Присели на мраморные перила. Сделав пару глотков холодного вечернего воздуха. Я так и не определилась: жить — хорошо или не стоило просыпаться в этой реальности?

— Элеонору похоронили вчера. Вон там её положили, — ткнул пальцем в небольшую постройку с печальными скульптурами вампир. Она виднелась сразу за парковой аллеей. — Тай просидел в склепе чуть ли не полдня. Ольгерд не мог его вытащить оттуда. Потом пришла эта Ризи…

— Думаю, она станет ему хорошей женой. — Сухо констатировала я. — Элеонора так хотела. Не зря же она воспитывала её. Шел, приехать сюда было плохой идеей.

— Хочешь сказать, смогла бы бросить егосейчас? После всего? После того, как призналась ему в любви? — не верил друг.

— Я ничего не говорила ему. — Ответила я, глядя на угасающее солнце. Отчего-то в последнее время я вижу мир красным: во снах от крови, наяву — от восходов и закатов. — Мне нет здесь места, Шелест. Посмотри правде в глаза. И тебе нет. И Шаке. Никому!

Вампир очень хотел влепить мне пощёчину — просто руки чесались. Но на его беду дверь скрипнула и через комнату к нам бесшумно пробрался командующий.

— Жива, — у него даже сил не было, чтобы улыбнуться этому факту. — А я и не знал уже, что соврать ему. Он хочет видеть тебя, Ори. Пойдём, я отведу тебя к королю.

Шелест сверлил меня взглядом. Всё ещё хотел стукнуть. Я решила, что хорошего с него достаточно и быстро покинула покои вместе с Ольгердом.

— Тебе стоило бы отдохнуть. — Заметила осунувшееся лицо, впалые щёки и синяки под глазами исказившие красоту военного.

Друг пожал плечами.

— Успею. Ты заставила меня понервничать! — укорил он.

— Уж такая я, — не стала оправдываться, впервые не ощутив наличия совести.

Когда коридоры кончились, командующий распахнул передо мной двери в королевский покой. Я шагнула вперёд… Все мои чувства вернулись. Например, страх. Я боялась пройти дальше. Ольгерд подтолкнул меня. Кивнув ему в благодарность, я таки вошла в палаты. В тишине и мраке король сидел на краю огромного ложе. Он ссутулился, опустил голову на ладони и устремил взгляд к балкону.

Я не смогла даже шевельнуться. Думала, что сказать, как вести себя. Но ничего, кроме презренной мольбы о прощении, стоя перед ним на коленях, в голову не приходило.

— Подойди! — приказал властным, холодным тоном, будто незнакомый мне правитель.

Подумалось, что он попросит меня уехать или отправит в тюрьму, обвинив в смерти матери. Пожалуй, я не буду сопротивляться. Значит, этим вечером мы прощаемся с тем, что между нами было.

Я остановилась всего в нескольких шагах от его величества.

— Ближе! — потребовал он, не поднимая головы.