Я укоренился в своей решимости заключить выгодный контракт на запись. Хотя я курил траву в огромных количествах, это не представляло никаких проблем. Между тем у моих близких друзей были настоящие проблемы: они накачивались кокаином, впадали в депрессию или терялись в духовном плане. Прямо с Пятьдесят седьмой улицы я позвонил доктору Симонетти, который никогда меня не подводил. На свои собственные деньги он прилетел в Нью-Йорк и приехал к нам домой, чтобы помочь страдающим. Доктор Симонетти говорил о том, как пережить мрачные дни, опираясь на Священное Писание, о том, как проявлять настойчивость, преодолевать трудности и позволять Божьему присутствию утешать и преображать наши израненные души. Его миссия всегда заключалась в том, чтобы активировать духовные силы через Иисуса Христа. Он помог бесчисленному множеству людей, включая меня. Само присутствие доктора Симонетти всегда меня вдохновляло.
Мне было необходимо вдохновение, чтобы найти опору. Все потому, что моя профессиональная жизнь – если ее можно было так назвать – все еще развивалась бессистемно. Я продолжал бежать в четырех разных направлениях одновременно
– так я и встретил Дона Пебблса.Дон работал продавцом клавишных инструментов в Sam Ash, том самом музыкальном магазине, где я познакомился с Элвином Филдсом. Он придерживался крайних взглядов – типичный представитель «новой волны» с выкрашенными в белый цвет волосами и прической, как у солиста Flock of Seagulls – и иронично смотрел на жизнь. Еще Дон был хорошим клавишником. После дневной работы он джемил с гитаристом Рафом Эрнандесом и басистом Дэнни Паломо, которые пытались собрать группу. Дон знал, что я играю на множестве инструментов, но на самом деле им нужен был солист. Он сказал, что их группа репетирует на чердаке старого склада в Нью-Джерси.
Через несколько дней меня подобрали ребята на старом потрепанном почтовом грузовике. Добравшись до Тоннеля Линкольна, мы уже чувствовали себя комфортно, как настоящая группа, болтали обо всем на свете, подкалывали друг друга и были готовы играть. Дон, Раф и Дэнни обладали сильной творческой энергией. Их музыка была очень похожа на то, что выпускали Tears for Fears, очень тяжелой для евро-электропопа. Я видел в них потенциал. Они начали джемить и попросили меня что-нибудь придумать. Потребовалось не так уж много времени. Я почувствовал их вайб и начал набрасывать разные мелодии и строки. Спустя несколько репетиций у нас накопилось несколько песен, которые, по нашему мнению, звучали довольно хорошо.
Теперь нам просто нужны были деньги и место для записи. Дон рассказал о студии, которая вот-вот откроется в Делл’Аквила-билдинг, на углу Четырнадцатой и Вашингтонской улиц в Хобокене. Над Гудзоном, как раз напротив мерцающего на горизонте Манхэттена, возвышался гигантский кирпичный завод Делл’Аквила с огромным дымоходом и множеством цехов, на которых использовался рабский труд. Все оконные стекла были покрыты густой краской горчично-желтого цвета. Невозможно было догадаться, что там вообще хоть кто-то есть, если бы оттуда не выбегали люди в конце каждого рабочего дня.
Это место называлось Waterfront Studios, а инженером там был Генри Хирш, который работал продюсером и играл на некоторых европейских хитах, проживая в Берлине. Его партнер, инженер Дэйв Доманич, работал с продюсером Тони Камилло над записью таких песен, как «Midnight Train to Georgia» группы Gladys Knight & the Pips.
Место было холодное, сырое и унылое. Там была консоль Trident Series 70, 24-канальный студийный магнитофон Otari MTR-90, пара мониторов Ueri и другое оборудование. Генри спросил нас, как мы хотим звучать. Пока мы описывали свой европейский электро-поп-вайб, я заметил по выражению его лица, что он от этого не в восторге.
Он спросил, есть ли у нас барабанщик, и мы ответили, что хотим использовать драмулятор, в котором заложены пафосные сэмплы в стиле Джона Бонэма.Оглядев аппаратную, я, мягко говоря, не был впечатлен видом динамиков довольно скромного размера. Я хотел, чтобы музыка играла