Пусть правит любовь. Автобиография

Когда мы с Тони сыграли свои демозаписи, Бенни подумал, что мы обладаем серьезным потенциалом. Он видел в нас более фанковую версию дуэта Hall & Oates. Мы восприняли это как комплимент. Бенни предложил нам контракт на дальнейшую разработку, который позволил нам вернуться в студию и записать еще больше новых композиций. К тому же Warner Bros. поселили нас в квартиру в Оквуде, где во время работы в Лос-Анджелесе останавливались иногородние музыканты и актеры. Мы купили себе по мотоциклу «Хонда Ребелз», которые считались «Харлеями» для бедных, и приступили к делу! Написание песен проходило гладко. Мы регулярно выпускали демозаписи. Мы отвлеклись от вокала, отвлеклись от инструментов и генерировали кое-какой материал. Пока все шло хорошо. А потом в город приехал Слай Стоун.

Слай на самом деле переехал в Оквуд. Я был в восторге от встречи с ним. Он был одним из титанов. Я видел, как он выходит из своей квартиры, разодетый в пух и прах, с женщинами под каждой рукой. Мы с Тони боготворили Слая. Но Тони пошел еще дальше. Он хотел стать воплощением Слая, хотел быть им. Мне было достаточно просто видеть Слая в нашем жилом комплексе, но Тони сначала специально искал его, а затем начал регулярно зависать в его квартире. Потом Тони исчез на несколько дней, которые превратились в недели. Как выяснилось, они вместе сидели на крэке. Наша совместная работа резко встала. Вскоре Тони объявился, и мы записали кое-что еще.

Потом возникла другая проблема: красивая девушка по имени Соня. Я познакомился с ней в Нассау на свадьбе моей кузины Дженнифер. Соня была умна, прекрасна, неотразима. Я сильно влюбился, очень сильно. Я оплачивал огромные телефонные счета, чтобы быть с ней на связи, пока наконец не уговорил ее приехать в Лос-Анджелес и остановиться у меня в Оквуде. Соня познакомилась с Тони, и в течение нескольких дней все шло круто. Затем наступил день, когда Тони и Соня запрыгнули на его байк, чтобы съездить за едой. Я был не против этого – до тех пор, пока не наступил вечер, и они не вернулись домой. Как и на следующий вечер. И на следующий тоже.

Я не на шутку испугался. Вдруг они попали в аварию? Они вообще живы? Я и подумать не мог, что Тони украдет мою девушку. Но именно это он и сделал. Когда они наконец появились три дня спустя, мне пришлось выслушать их неубедительные оправдания о том, что они изучали Малибу. Мое сердце было разбито. Я действительно любил эту девушку. Но для Тони она была всего лишь игрушкой. Я сказал Соне, что не могу так. Ей придется уехать. Я заказал билет на самолет до Нассау и отвез ее в Лос-Анджелес на своем байке. Прощаться было больно.

Но музыка обладает настоящей мощью, настолько огромной, что, несмотря на произошедшее, мы с Тони держались вместе. Я оставался рядом с ним. Мы вернулись к созданию демозаписей. Мы провели живой концерт, и я стал его сопродюсером. Я играл на бас-гитаре и подпевал Тони, пока тот солировал. Шейла И., которая выстрелила с хитом «The Glamorous Life» и выступала на разогреве в туре Purple Rain, рассказала о нас Принсу. Принс подписал контракт с Тони, который хотел видеть меня частью сделки. Принс сказал Тони, что, хоть его музыка и была фанковой, записи звучали непрофессионально, и ему понадобится продюсер. Я был совершенно не согласен. Неотесанность и некоторая сырость были одними из главных элементов, характеризующих Тони.

Принс представлял Тони более гладким и более синтетическим артистом. Поэтому он нанял продюсера Дэвида Гамсона. Мультиинструменталист Гамсон был участником британского дуэта Scritti Politti и создателем большинства их хитов. Он был королем синти-попа. Слушайте, мне нравились Scritti, у меня даже был их диск, но для меня их звучание не имело ничего общего с Тони.

И все же Тони согласился выпить этот Kool-Aid. Его фанка как не бывало. Тони был убежден, что, очистив свое звучание, он обретет коммерческий успех. Отчаянно желая этого успеха, он ворвался в эру синти-попа под руководством человека, который помог определить эту эру. Когда лейбл Принса Paisley Park Records выпустил альбом Тони, спродюсированный Гамсоном, я все еще болел за него. Я искренне хотел, чтобы он добился успеха. Альбом звучал чисто и профессионально, а Тони пел до упаду. Но когда оказалось, что пластинка продается очень слабо, а песни, попавшие в этот техно-пузырь, уже звучали устаревшими, я понял одну вещь: невозможно обдурить свою музыкальную ДНК, не потеряв при этом нечто священное. Я все еще искал это священное. И даже такая внушительная фигура, как Принс, не смогла бы убедить меня в том, что в альбоме Тони оно есть, если сердце говорило мне, что это не так.