Мы сняли старый дом на Голливудских холмах с двумя спальнями. Вся эта конструкция стояла на сваях и открывала великолепный вид на город. Поскольку арендная плата истощила все наши ресурсы, у нас не было никакой мебели, кроме матрасов. У нас даже не было машины, поэтому нам приходилось по полчаса спускаться вниз по холму, чтобы добраться до ближайшего продуктового магазина. Наше питание было довольно скудным: жареный картофель в меду и белый японский рис с морскими водорослями.
У меня были музыкальные инструменты, у Кристофера – чертежный стол, и на какое-то время этого было достаточно. Мы днями и ночами оттачивали свое мастерство. Наша квартирная хозяйка, Марти Костанца, привлекательная женщина в возрасте, каждый месяц терпела наши постоянные задержки с оплатой аренды в обмен на бесстыжий флирт. Мы с Кристофером спорили, чья сейчас очередь идти к ней домой, чтобы попытаться очаровать ее и дать нам еще немного времени.
Кристофер сам шил себе одежду и позволял мне ее носить: кожаные штаны и куртки, килты и украшения, сделанные из обрезков металла. У него был прекрасный вкус, а еще он был дамским угодником с очаровательным высокомерием африканского принца.
Однажды вечером Кристофер решил сделать мне подарок. Он знал красивую женщину, готовую провести со мной ночь. Когда она пришла, я не знал, что здесь затевается. Я поздоровался с ней и пошел наверх слушать музыку. Следующее, что я помню, – девушка вошла в мою комнату и сняла с себя всю одежду. Она сказала: «Я – подарок от Кристофера». Как бы она ни была хороша, я просто не мог этого сделать.
Когда Кристофер окончил «Отис Парсонс» в 1984 году, я закатил большую вечеринку. На те небольшие деньги, что у меня были, я нанял кейтеринговую компанию, которая специализируется на афроамериканской кухне. Они устроили нам настоящее пиршество: жареная курица, кукурузный хлеб, листовая капуста, макароны с сыром – все в этом духе. И, конечно, арбузы. Пришли все его друзья и однокурсники. Когда Кристофер вошел, мне не терпелось увидеть его реакцию.
Будучи нигерийцем, выпустившимся из английской школы-интерната, он не понял этого прикола. Вот он, звездный студент на своей большой роскошной вечеринке по поводу выпускного, а вот и я, смущаю его всей этой ниггерской едой. К концу вечера, однако, он это пережил, начал танцевать с друзьями и есть чертову курицу.
Кристофера, несомненно, ждало большое будущее в мире моды, но наша жизнь в качестве сожителей в доме на Голливудских холмах продлилась не так уж долго. У нас кончились деньги, и мы начали крутиться, как только могли.
Тем временем я продолжал продвигать свою музыку. Я спрашивал себя:
Я все еще был Ромео Блу.
Я все еще не нашел то звучание, с которым хотел бы жить дальше.
И у меня по-прежнему не было группы, которую я мог бы назвать своей.
Я был в поиске.
Поиск означал, что нужно продолжать джемить. Я обнаружил, что в моменты сомнений я по умолчанию начинал джемить. Этот процесс – сам по себе награда. Поэтому я продолжал джемить с лучшими музыкантами из Беверли, такими как гитарист Вадим Зильберштейн, басист Усама Афифи, клавишник Дон Уайатт и басист Кевин Уайатт.
На улицах, на вечеринках на заднем дворе и во время ночных сессий звукозаписи в студии я не сдавался. Я искал мудрости у своих крестных матерей и других старших наставников, таких как Линда Хопкинс, легендарная соул-певица. В детстве я видел Линду в музыкальном ревю
Еще я искал продюсеров, таких как Джон Барнс, красноречивый брат с сонными красными глазами, густыми усами и низким голосом. Этот юный волшебник играл на «We Are the World» для Лайонела Ричи и Майкла Джексона, помогал сводить «Liberian Girl» на альбоме Майкла
Джон помог Ромео Блу сделать большой рывок, позволив стать сопродюсером дискодивы Тельмы Хьюстон и ее песни «What a Woman Feels Inside». Кроме того, я исполнил гитарную партию. Я сделал из этой композиции откровенную балладу в стиле R&B, но Джон добавил в нее большую дозу синклавира, из-за чего, на мой слух, она создавала не такое яркое впечатление. Тем не менее лейблу MCA понравилась эта версия, и они поместили ее в альбом Тельмы