— Никому не рассказывай и иди туда сама. Если приведешь кого-то, если с тобой в деле будет кто-то еще, он почует. Унюхает. Его служба безопасности одна из самых лучших. Заподозрит, что ты не та, за кого себя выдаешь, начнет копать, и все. Твоя смерть будет страшной и болезненной.
И обрубил мне этим надежду, что Андрей сможет прикрыть, если вдруг потребуется. Значит, нельзя рассказывать… нельзя рассчитывать на помощь. Я должна действовать в одиночку.
— Я поняла. Спасибо тебе.
— Придави эту мразь…
— Я постараюсь.
Не спеша вышла из лифта и, набрав в легкие побольше воздуха, позвонила в дверь двухкомнатной квартиры в модной новостройке. Адрес мне прислали с закрытого номера смской со словами "Как обещал. Твоя мама обустроена. Можешь съезжать с гостиницы".
Безлико, пространственно, отчужденно. Как ножом в живот, в самые кишки, чтоб от боли захлебнуться и на доли секунд скрутиться пополам.
Тихие шаги за дверью, звук открывающегося замка и осунувшееся лицо мамы с уставшим и растерянным взглядом. Как же я боялась ее осуждения, боялась вот этой минуты, когда вся моя сила покинет меня, и я распадусь на гнилые частицы отчаяния, которые держались на честном слове.
— Ты, — выдохнула, но отчего-то ее глаза радостью не вспыхнули. В них тяжесть и непонимание.
— Я, впустишь?
Посторонилась, давая мне войти внутрь, а я в эту же секунду сломалась и зарыдала в голос, сползая на пол, обнимая маму за ноги и рыдая, захлебываясь, цепляясь за нее, как за спасательный круг.
— Мне плохо… мама… мамочка моя… я больше не могу.
ГЛАВА 16
Полночь, как испытанье, мой одинокий Храм.
Все, что в моем молчании. Все, что в моем молчании — ты прочитаешь по глазам.
Голос знакомый рядом. Сердце замрет в груди.
И ничего не надо. Слышишь? Ничего не надо. Я прошу, не говори.
Вот и все. Улетело, отболело, отгорело. Вот и все.
И кому, кому, кому какое дело? Вот и все.
Отдала бесследно сердце за Него.
Вот и все. Все пути Земные — белым-белым снегом. Вот и все.
И опять, стою я в этом платье, белом. Вот и все.
Счастье было, отлюбила, и прошло.
Не затихают раны. Не затихает боль.
Бессонниц моих караваны, бессонниц моих караваны проплывают надо мной.
Каяться слишком поздно, столько ночей прошло.
Песни, молитвы, слезы, и засохшие в вазе розы — ничего не помогло.
Вот и все. Улетело, отболело, отгорело. Вот и все.
И кому, кому, кому какое дело? Вот и все.
Отдала бесследно сердце за Него.
Вот и все. Все пути Земные — белым-белым снегом. Вот и все.
И опять, стою я в этом платье, белом. Вот и все.
Счастье было, отлюбила, и прошло.
Кружится снег. Разгулялось по миру ненастье.
Слез не удержишь и я, — не смогу удержаться.
Может от боли, может от счастья — стрелки замрут на часах.
И пойдут, поскачут вспять.
Вот и все. Улетело, отболело, отгорело. Вот и все.
И кому, кому, кому какое дело? Вот и все.
Отдала бесследно сердце за Него.
Вот и все. Все пути Земные — белым-белым снегом. Вот и все.
И опять, стою я в этом платье, белом. Вот и все.
Счастье было, отлюбила, и прошло.
Алла Пугачева
Я вышла из машины и остановилась напротив огромного белого здания. Внутри все похолодело. Я узнала это место… не могла не узнать. Меня вдавило в асфальт, впечатало в него и чуть не согнуло пополам. Почему Серый не сказал мне… почему скрыл… или он пожалел меня. Не мог не знать. Сам говорил, что бывал здесь. Это был дом Царева. Тот самый, в который я приехала первый раз… когда устраивалась на работу. И от воспоминаний дух захватило.
"Ворота отворились, я зашла во двор. Меня досмотрел охранник, спросил документы и отвел к парадному входу. Шикарный особняк. Все из мрамора. Стекла сверкают даже в пасмурный день, отражают деревья, словно зеркала. Дверь распахнулась, и мужчина в дорогом элегантном костюме впустил меня в дом.
— Александр Николаевич ждет вас в приемной.
Можно подумать, я знаю, где здесь приемная. К счастью, меня проводили до самых дверей. От удивления и восхищения у меня отвисла челюсть. Я таращилась на красивое убранство дома, оценивая со вкусом продуманный дизайн. Вот это домик. Светка была права: такой клиент — это золотая жила.
Передо мной распахнули двойные двери, и я вошла в огромную приемную размером с самую большую комнату в нашей квартирке. Я-то наивная считала, что она у нас огромная. Звук моих шагов заглушал ковер, идеально чистый, ни соринки. За столом сидел мужчина. Он тут же поднялся и пошел ко мне навстречу. Дверь за мной затворилась. Я смотрела на хозяина дома с интересом. Видный мужчина лет пятидесяти пяти, подтянутый, не полный. Волосы полностью седые, но без лысины. Аккуратно зачесаны назад. Гладко выбритое лицо, моложавое, свежее. Очень живые глаза. Появилось странное ощущение, что я его уже раньше где-то видела, притом совсем недавно. Но где? По телевизору? В газете? Имя Царев Александр Николаевич ни о чем мне не говорило.
— Оксана Владимировна? Доброе утро.
Он вежливо пожал мне руку. Пальцы теплые, приятные. И рукопожатие не сильное, но очень уверенное.
— Прошу.