Пусть простить меня невозможно

Это был не секс, нечто большее, нечто глубокое, как сама жизнь или смерть. Руслан ласкал меня то грубо, то нежно, то дико и бешено, то очень осторожно.

Как-то иначе. Не так, как всегда. Брал снова и снова. И я сгорала от потребности чувствовать его всем телом, его тяжесть на себе, или извиваться сверху, сжирая взглядом каждую черту лица, вбивая в себя его плоть, прыгая на нем, как безумная, с криками и стонами. И наши волосы путаются между собой, а пот смешивается со слезами, закрываю его рот своим, выдыхая наслаждением.

Я кончаю, не помню в который раз, и он следом за мной, содрогаясь всем телом, обхватывая мое лицо ладонями и не отпуская мой взгляд даже тогда, когда орет мое имя, извергаясь внутри горячими струями, а я хриплю и выгибаюсь в его руках, пронизанная очередным болезненно острым оргазмом.

Потом в душе медленно намыливать друг друга и смывать пену. Чувствовать его губы на своем теле, на каждой ссадине и синяке. Сплетать руки и стоять под горячими каплями с закрытыми глазами, прислушиваясь к тишине. Ощущать, как эти пальцы ласкают, выдергивая новые витки удовольствия, выдирая новые стоны.

* * *

— Нас, наверное, ищут…

— Нет, пока нет. Я пустил Зарецкого по ложному следу. Он сейчас гонится за флэшкой по всей столице, и когда поймет, что его обвели вокруг пальца, мы уже вылетим в Нью-Йорк.

— Скажи, что я дура, — провела пальцами по его лицу, закрывая глаза, трогая нос, губы, вниз к груди, наслаждаясь каждым касанием. Как я могла предположить, что смогу не прикасаться к нему, и при этом не сойти с ума.

— Не скажу, — прижался губами к моим волосам, — поздно уже что-то говорить, и смысла не имеет. Мы оба… дураки.

— Зачем ты на ней женился?

— Затем же, зачем и ты мне так лгала. Так лгала, что хотелось тебя закопать там же живьем вместе с тем… ублюдком.

Вскочила, всматриваясь в его лицо.

— Мне документы были нужны. Только так я мог подобраться к Зарецкому…

Отстранилась и отвернулась к нему спиной, натягивая на себя одеяло.

— Ты мог мне сказать… можно было все сделать по-другому.

— Можно было. Да, можно было.

Стал позади меня на колени и обнял за плечи.

— Но…я думал, мне уже нечего терять. Я мог опускаться в самую грязь. Я думал… что не для кого это уже не имеет значение. Ты заставила меня в это поверить.

Приподняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Неужели ты смог поверить, что я не люблю тебя…

Насильно схватил в охапку, упал навзничь на кровать и уложил меня обратно к себе на грудь.

— Не знаю… я ничего не знаю. Это как безумие, это как подыхать и ничего от боли не чувствовать.

Застонал и сильнее сдавил меня.

— Увезу тебя далеко-далеко, и все по-другому будет. Клянусь тебе. Сначала начнем. С чистого листа. Как будто не было ничего… Родишь мне еще мальчика или девочку. Родишь?

— Куда мне уже рожать. Совсем с ума сошел.

— Ты у меня маленькая девочка… родишь. Хочу огромную семью. Хочу много Царевых.

Заставляет улыбаться, и тяжесть на душе легче становится. Может, и правда, получится. Где-то далеко, где-то, где никто нас не знает. Где-то, где можно забыть обо всем.

До утра так и не уснули. Разговаривали. Ни о чем. Как будто не было ничего, как будто дома у себя и нам обоим на работу. Намеренно не касаясь там, где больно. Намеренно не трогая шрамы и раны. Когда есть, о чем орать, когда есть за что рвать друг друга на части… но я так смертельно устала и так смертельно соскучилась по нему, что я не хочу… я просто живу в здесь и сейчас.

Утром позвонил Граф, они о чем-то говорили, но я не слушала. Я не хотела слышать. Мне хотелось только одного — уехать как можно быстрее. Как можно дальше. Увидеть детей и забыть обо всем.

Руслан вышел с балкона и протянул мне сотовый.

— Смотри кто там?

Я вскрикнула и вцепилась в экран, всматриваясь в личико Руси и Никиты. Как будто выросли за это время, как будто изменились. Мои сладкие. Мои любимые малыши.

— Мамаааааа, — закричали оба. Руся расплакалась, и я вместе с ней.

— Маленькие мои. Мы скоро будем вместе.

— Вы помирились. Урааааааа.

Никита ручки к сотовому тянет, делает "дай-дай". Мой вкусный малыш. Скулы свело от желания прижать его к себе, вдыхая запах молока.

— Да, мы помирились. Вы скоро к нам приедете.

— Правда?

— Да, моя хорошая. Мама вас очень любит. Больше всего на свете, больше жизни.

— И мы тебя любим. Никуся, поцелуй маму, сделай маме "цем-цем".

Малыш послал мне воздушный поцелуй, и мы все рассмеялись. Стало легче. Намного. Как будто все хорошо. И плохое осталось в прошлой жизни. Далеко-далеко.

— Ну все. Нам пора в аэропорт.

— Мам… — Руся не дала отключиться, — мам, а вы, правда, нас заберете? Ты не обманываешь?

— Конечно. Что за вопросы?

— Не знаю… у меня во сне ты говорила точно так же, а потом ушла. Я тебя искала… искала и не нашла.

— Ну это просто сон. А наяву я никуда не уйду. Да и где бы я не была, я всегда рядом с тобой. Мое сердце с вами. Запомни это.

Так всегда говорила моя мама. Моя родная, любимая мамочка. Когда отдала сотовый Руслану, выдохнула и хотела улыбнуться, но улыбка пропала.

— А Ваня? Надо позвонить Ване.

— Телефон могут прослушивать, Оксана. Телефон Сергея.