– Конечно, – ответил Генри и откинулся на стуле. – Для меня-то это ничего не меняет. Мир за мир. Так даже лучше, красивее – за своё я забрал всё остальное.
– Ты чокнутый.
– Я даже не спорю. Только вот интересно, если кроме Мегаполиса ничего нет, куда же ты отправила жену и дочь Роджера?
– Да никуда, – пожала плечами Ольга. – Они хотели уйти, они ушли. А что они будут делать в этой пустоши – не моя забота.
– И это я ещё чокнутый? Ладно жена, но дочь Роджера в чём виновата? Она ещё ребёнок, и ты её отправила на смерть.
– Ну, знаешь, – Ольга безразлично зевнула, – это просто естественный отбор. Не такая уж она и маленькая. Когда мне было десять, я уже в полной мере зарабатывала себе на хлеб.
– Могу представить, – усмехнулся Генри.
– Не можешь, – глаза Ольги злобно блеснули. – Это ты приехал сюда во взрослом возрасте, уже имея представление о жизни и мире, который тебя окружает. А меня мамашка оставила спящей в вагоне и записку прикрепила: «Умеет шить и готовить». Да, мы жили бедно, в семье из шести человек, в которой пятеро – дети. И если старших как-то можно было пристроить на разного рода работы, то я, появившаяся слишком поздно от безрассудного секса родительницы и каким-то неизвестным солдатом, который в пьяном угаре забыл вытащить вовремя, оказалась не у дел. В какой-то момент я была даже рада такому развитию, потому что не раз видела, как ко мне спящей моя любимая мамочка подбирается с подушкой.
Ольга на секунду замолчала, шумно выдохнув, чтобы успокоиться, а затем продолжила:
– Я тоже ненавидела этот город. Но Мегаполис стал мне кем-то вроде отчима, пусть злобного, жестокого, порочного и беспощадного, но не боящегося брать за меня ответственность. Мегаполис дал мне первую работу – уборщицы, потом – оператора клининговых машин, затем – настройщицы микроклимата, а скоро, когда мне было уже почти тринадцать лет, я встретила Стиви. И пусть он потрахивал меня иногда, но он же и устроил мою жизнь. Благодаря ему я узнала, что можно не думать о деньгах, о еде, о месте для ночлега. А надо было всего лишь выполнять его маленькие поручения.
– Да, это много говорит о нашем начальнике безопасности, – ухмыльнулся Генри, зевнув. – Мало того, что совратил девочку, так ещё заставил её работать на себя. Небось грабежи, убийства, шпионаж – этими поручениями он тебя утешал. Делал, так сказать, достойным членом их долбанного общества.
– Ты зря кривляешься, я действительно заняла здесь не последнее место. Видел бы ты мой дом. Тот клоповник, в котором ты жил последние сорок лет, занимает столько же места, сколько один из моих многочисленных шкафов. У меня два бассейна, трансформирующаяся под разные виды спорта площадка, набор самых крутых систем виртуальной действительности, своя медкапсула, да много чего ещё. Если бы та кукушка, которая меня родила, увидела всё это, то точно придушила бы в детстве из зависти. Понимаешь, я на уровне с ними, я тоже элита. Я, в отличие от тебя, не стала жить своими прошлыми порядками, а постаралась принять их философию, их жизнь.
– И, очевидно, добилась успеха. Тебе не кажется, что такая жизнь не очень сочетается с понятием человечности?
– Что такое человечность? Люди всегда убивали, грабили, насиловали друг друга. Люди делали друг с другом такое, что и пересказывать тошно. А в итоге пришли туда же – честный феодализм. И ведь нет больше других систем, нет больше других людей. Вот что осталось в конце концов, то и оказалось верным. А уже где ты оказался в этой системе, и показывает твою правоту. Я вот королева мира, а ты – арестант, без пяти минут труп, хотя начали мы с одного и того же. У тебя даже была фора, ведь ты мужчина, к тому же уже был взрослым. А девочке, какой я являлась тогда, проще погибнуть, чем выплыть. Но та девочка оказалась сильнее всех. И уж, конечно, сильнее тебя.
– Это вряд ли, – сказал Генри и с улыбкой зевнул. – Видишь ли, ты всего лишь жертва обстоятельств. Не ты выбирала такую жизнь, и финал её тоже будет для тебя таким же стечением обстоятельств. Ты родилась в плохой семье, потом тебе встречались плохие люди, в конце концов обстоятельства, которые ты считаешь удачными, сделали тебя ужасным человеком. Мне, честно, очень жаль тебя. Ты радуешься достатку, но он никогда не восполнит тебе утраченную любовь матери, он не заменит тебе любимого человека, который бы любил тебя без причины, он не сделает тебя счастливой женой или матерью, не даст порадоваться простым вещам. Горе других людей, их бедность, их ограничения никогда не принесут тебе настоящего удовольствия, какое может принести только радость за другого человека.
– У меня есть Стиви, – сказала Ольга и посмотрела на закрытую дверь кабинета.
– У тебя его больше нет.
– Что?
– Вот так, – Генри зевнул, – посмотри на часы. Уже десять?
– Две минуты одиннадцатого, – Ольга автоматически посмотрела на руку.
– И это значит, – спокойно продолжил Генри, – что в городе уже не осталось живых.
– Ты не мог!
Ольга вскочила с кресла и побежала к двери.