Пусть всегда светит солнце

И Андрей, незаметно для себя, рассказал и об Иннокентии Гавриловиче, и о дедушке, и даже об Аленке.

Владимир Ильич внимательно слушал Андрея, задавал вопросы. И было видно, что его искренне интересует жизнь и думы Андрея.

Услышав, как Аленка потребовала, чтобы Андрей нарисовал в гербе солнце, Владимир Ильич откинулся на спинку стула, заулыбался.

— Солнышко? Чтобы солнышко было? — переспросил он Андрея. — Изумительно. Поэтическая душа у этой девушки.

Он посмотрел на проект герба и сказал:

— Интересно! Очень интересно задумано. Идея есть…

— И хорошая идея, — подхватил Яков Михайлович.

— Согласен, — сказал Владимир Ильич, — идея хорошая. Как вы думаете, Феликс Эдмундович? — повернулся он к Дзержинскому.

— Солидно, весомо и… красиво, — задумчиво проговорил Феликс Эдмундович, рассматривая рисунок. — Только что-то есть здесь лишнее… Но не пойму что.

— Меч, — подхватил Владимир Ильич. — Зачем же здесь меч?

Владимир Ильич посмотрел на Дзержинского, на Свердлова, на Андрея.

— Это, — запинаясь, еле слышно проговорил Андрей, — знак того, что народ завоевал свою свободу с оружием в руках и готов отстаивать ее в дальнейшем.

— Так, так, — улыбнулся Владимир Ильич. — Это правильно. Мы бьемся, мы воюем и будем воевать, пока не закрепим диктатуру пролетариата и пока не выгоним из России белогвардейцев, интервентов и всякую остальную архинечисть. Но это пока! — Владимир Ильич предупреждающе поднял руку. — И это не значит, что война, военщина, военное насилие будут когда-нибудь главенствовать у нас. Нет! Нет! — горячо, со страстной убежденностью продолжал Владимир Ильич. — Завоевания нам не нужны. Завоевательная политика нам совершенно чужда. Мы не нападаем, а защищаемся от внутренних и внешних врагов. Война наша — оборонительная, и меч не наша эмблема. Крепко держать его в руках мы должны, чтобы защищать наше пролетарское государство, пока у нас есть враги, пока на нас нападают, пока нам угрожают. Но это не значит, что так будет всегда… — Владимир Ильич задумался, глядя на рисунок, на губах его заиграла мягкая улыбка. — Социализм восторжествует во всех странах — это несомненно. Братство народов будет провозглашено и осуществлено во всем мире. Нет, нет, — повторил Владимир Ильич, — меч нам не нужен. Он не наша эмблема. — И, взглянув на обескураженного Андрея, засмеялся — весело, заразительно. — Не огорчайтесь, молодой человек, — сказал он. — Герб вы сделали хороший. Отличный герб. — И опять на мгновение задумался, внимательно посмотрел на Андрея. — Много надо нам еще потрудиться, чтобы сделать жизнь солнечной и счастливой, — сказал он. — И это во многом зависит от вас, от молодежи. Вы — наша надежда, наше будущее. И вам, чтобы стать настоящими хозяевами пролетарского государства, надо учиться и учиться.

И тут Андрей, неожиданно даже для самого себя, поведал Владимиру Ильичу о своей заветной, самой дорогой мечте: нарисовать картину о революции.

Владимир Ильич с одобрением выслушал его и обратился к Бонч-Бруевичу:

— Владимир Дмитриевич, поговорите, пожалуйста, с Луначарским. Передайте ему мою огромнейшую просьбу— пусть обратит внимание на этого молодого человека. У него несомненно большие склонности к рисованию. — Владимир Ильич достал часы, взглянул на них, заторопился. — Итак, — сказал он, — из герба нашего социалистического государства давайте меч удалим. — Черным, тонко отточенным карандашом он поставил на мече корректорский знак и вынес его на поле. — Сорную траву с поля — вон, — пошутил Владимир Ильич. — А в остальном герб хорош. Согласны? — он вопросительно посмотрел на Дзержинского и Свердлова. — Вот и отлично. Давайте утвердим проект, а потом посмотрим и еще раз обсудим на Совнаркоме.

И Владимир Ильич подписал рисунок.

— Владимир Дмитриевич, — попросил он, — проследите, пожалуйста, чтобы все это сделали поскорее. А Николая Андреевича мы попросим потом еще раз взглянуть на проект и, если потребуется, своей профессиональной рукой внести поправки.

…Не чуя ног от радости, прижимая к груди рисунок герба, Андрей прибежал домой. Рывком распахнул дверь и вместе с клубами пара ввалился в комнату, где сидели дед и Аленка.

— Вот, — запыхавшись, торжественно сказал Андрей, положив на стол проект герба. — Утвердили. Сам Владимир Ильич утвердил.

— Ну-у, — усомнился дед.

— А ты читай. Владимир Ильич при мне подписал.

— «Ульянов (Ленин)», — прочитал дед.

— Ой, какой ты у меня молодец! — обрадованно завизжала Аленка и, повиснув на Андрее, расцеловала его в обе щеки.

«Петушиное восстание»

1

егкий ветерок, набежавший с реки, покачал тускло горевшие уличные фонари, отчего по дорожкам Тайницкого сада запрыгали блики, пошелестел листвой в густых кронах деревьев и исчез, побежал дальше по ночной притихшей Москве. Из-за тучи лукаво, одним глазком, выглянула луна, подождала немного, словно кого-то кокетливо высматривая, и вдруг засияла во всей своей голубоватой красе.

Владимир Ильич остановился около молоденькой стройной липы, погладил ладонью мокрый от росы ствол.