Пустая

– Ого-го! Смело! – Он рассмеялся – и с виду вовсе не был опечален моим отказом. – Это очень разумно – не доверять первому встречному. Но дело в том, что я помог тебе не просто так. Мне есть что предложить – или, если хочешь, о чем попросить. Услуга за услугу, м? А если не захочешь помочь – утром распрощаемся.

Я переложила синее стеклышко из одной ладони в другую – оно стало совсем скользким от пота.

– Ну, давай, Алисса! Было бы очень нелепо рискнуть, чтобы спасти тебя, а утром найти твой замерзший труп. Погода портится – чувствуешь запах снега?

– Сейчас лето.

– Ага. А это горы.

Поколебавшись, я кивнула. Идти всю ночь я точно не смогла бы. Кроме того, Руна привыкла проводить ночи у моего костра. Что, если она увидит костер Сороки и догадается прийти к нему?

– Верное решение. – Он с облегчением кивнул и качнул своей лампой. – Идем.

Следуя за ним, я думала о Мафальде, Сидде, Френе. В каком-то смысле это они виноваты в том, что я следую за незнакомцем. Костер, страхи, Руна – только отговорки. Правда в том, что теперь мне хотелось доверять людям.

Мы углубились в лес. Путь нам преградило поваленное бурей дерево. Сорока подал мне руку – очень теплую и твердую – и помог перелезть через него. Потом мы перешли через ручей – неглубокий, но быстрый и, судя по виду, очень холодный – от одного взгляда на воду и поднимавшийся над ней жемчужный пар заломило зубы.

– Вот и чистая вода, – сказал Сорока. – Я же говорил.

Все это время он освещал наш путь своим зеленым фонарем.

– Почему зеленый? – спросила я, чтобы не молчать.

– Ну, во-первых, это красиво. – Сорока отвел в сторону ветку, пропуская меня вперед. – Во-вторых, полезно. Видела, как побежали эти ребята? Зеленый свет, манок-ревун… Действует безотказно, в ста случаях из ста.

– Правда?

– Ну, не совсем, пару раз меня поколотили… Но в остальном – сто из ста! Предлагаю остановиться здесь.

Место для лагеря он выбрал отличное. Я помогла ему установить извлеченную из рюкзака палатку с намалеванной сбоку зеленой птицей и сложить шалашик будущего костра.

– Что ж, добро пожаловать в лагерь вольной птицы! – Сорока ухмыльнулся и громко, заливисто свистнул.

– Они нас не услышат? – опасливо спросила я, но он только закатил глаза:

– Слышишь ветер в горах? Ничего они не услышат. Да и вообще, наверняка порыскают по дороге и уберутся… А может, уже убрались. Присаживайся, сестренка. – Широким жестом он указал на лежащее рядом с шалашиком бревно так, как будто приглашал меня устроиться в позолоченном кресле.

– Спасибо. – Я села на бревно, пониже натянув кофту, чтобы было не так холодно.

– Момент! Я разожгу костер. – На мгновение его худая спина закрыла от меня шалашик, а потом я увидела яркое рыжее пламя. Некоторое время он не поворачивался ко мне, как будто засмотрелся на огонь или, как актер за кулисами, готовился к роли, а потом повернулся – с прежней широкой улыбкой наготове.

– Садись поближе. Если холодно, могу постелить коврик из палатки.

– Да нет, спасибо. Я в порядке.

– Будешь чай? Ты – моя гостья, так что для тебя – самое лучшее.

Прежде, чем я успела ответить, он вытащил из рюкзака жестянку с чаем, котелок, мешочек сушеных яблок и лесных орехов, сухари в коричневой бумаге и очень старый с виду копченый окорок.

– Окорок – мой ровесник, я полагаю, – сказал Сорока, критически рассматривая припасы, – так что с ним как со мной: если разогреть, будет лучше прочих. Не надо помогать. – Заметив, что я привстаю, он нахмурился. – Я все сделаю, а ты грейся… И, если готова, развлеки меня своей историей.

– Своей… историей?

– Ну да. – Достав из-за пояса нож, он принялся ловко обстругивать подобранную тут же длинную палочку, собираясь, видимо, соорудить треногу для котелка. – Что ты помнишь о себе? Выглядишь уверенной, у тебя при себе есть деньги. Значит, ты их заработала – или умудрилась найти друзей. Для этого требуется время.

– Откуда ты… С чего ты взял, что у меня есть деньги?

– Иначе ты бы не держалась так крепко за лямку сумки, когда те мужики на тебя вышли. Кстати, на будущее – не делай так, это тебя с головой выдает. Вор тут же поймет, где искать самое ценное.

– Много знаешь о ворах?

– Не жалуюсь. – Он снова улыбнулся той, первой улыбкой – улыбкой мальчишки, замышляющего недоброе. – Но обо мне можно поговорить и потом. Это не так интересно, ведь о себе я все знаю. Ты – поправь меня, если я ошибаюсь – не можешь сказать то же самое.

– Если тебя интересует то, что было до, – я сделала акцент на последнем слове, – ты и сам знаешь, что тут мне порадовать тебя нечем. Я ничего не помню до того момента, как пришла в себя на берегу моря. Была ночь. Рядом лес. И птица. Чайка, если тебе это интересно…

– Между морем и лесом, значит. – Он поднял с земли треногу и крепко вкопал над костром. – Далековато от цивилизации, м, сестренка?

– Меня зовут Алисса. – Сама не знаю, отчего я так завелась.

В том, как Сорока говорил со мной, не было ни жалости, ни попытки уязвить, ни страха, ни предубеждения. Он говорил со мной так, как будто я была обычной девушкой… И хотя именно этого мне всегда хотелось, почему-то я почувствовала себя уязвленной.