Пустенье

– Максим, я не смогу ответить на твои вопросы, потому что не представляю себе содержание твоих видений. – Старик сидел напротив Коврова, попыхивая курительной трубкой и щурясь от удовольствия. Максим прислушался к своим ощущениям:

– Я много раз перепросматривал свою личную историю. Много раз у меня были подобные инсайты, но никогда я не переживал их так явственно. Тем более никогда не мог предположить, что в моих прошлых жизнях были какие-то древнеславянские корни.

– Просто ты копнул очень глубоко. И причиной этому послужила эмоциональная встряска, полученная тобой в результате атаки зедарка. Можно сказать, что он пришел и встряхнул тебя так, как не делал этого даже твой самый жесткий учитель – Айрук. И не исключено, кстати, что этот зедарк пришел именно из этого прошлого.

– Через сотни лет?

– Для кармы не существует понятие «время». Просто он мог прийти в это время теми же путями, которыми пришел сюда ты.

Максим усмехнулся:

– Данилыч, странно от тебя слышать понятие такое – карма. Когда говорил Айрук, это было понятно. Но ты…

Старик, ехидно прищурившись, посмотрел на него сквозь завесу пахнущего вишней дыма:

– Макс, с кем поведешься… Я же говорю, чтобы тебе понятно было. Ну назови я ее – «Тяги Земные» – проще тебе будет? Или начни я на Огне разговаривать…

– Как это «на огне»?

– На «маяке». Так назывался тайный язык офеней, позже переделанный блатными в «феню», «блатную музыку».

– Это что-то из криминального мира? Данилыч кивнул:

– Тут Санаев ко мне девушку одну привозил, ну из своих, из дуэнергов, – Елену, кажется. Так вот она меня, старого, замучила совсем. Все искала связь криминального мира с древней русской культурой. Даже диссертацию решила писать. Я ее сначала отослал с Богом, а она опять сюда.

Настырная девчонка попалась. Ее особенно интересовали образ Волка в традиции русских ведунов и возможные параллели с первыми обществами деклассированных элементов, ворами то есть. Блатной жаргон, ритуалы, язык жестов… И, ты знаешь, вижу, девчонке-то и вправду интересно – за ушедшее цепляется, свою личную историю перелопатить хочет. Вот как ты. Давай к тебе вернемся, а то времени у нас осталось всего ничего.

Максим сбросил с плеч плед, его уже больше не трясло – Данилыч, как всегда, очень грамотно и своевременно разрядил обстановку своими спонтанными отступлениями.

– Я бы хотел побольше узнать о… «том себе». Старик неопределенно пожал плечами:

– А кто тебе сказал, что это был ты? Как вообще можно мерить такие моменты категорией «Я»?

– Ну, как же… Данилыч фыркнул:

– Сейчас последует термин «реинкарнация». Я его тоже где-то слышал… Но давай не будем все упрощать. Если ты будешь считать «себя того» собой, то рано или поздно непременно сойдешь с ума.

– Но это был я. Я все чувствовал: звуки, запахи, цвета, боль…

– Максим, в человеке содержится грандиозный запасник знаний – генофонд. В нем – информация от сотен биологических существ. Ты расшатал свое восприятие, и генофонд стал открывать тебе свои тайны. Но представь, что будет, если ты пойдешь дальше и начнешь ассоциировать себя с еще более древними предками, потом, может быть, животными и так далее… Не зацикливайся на личностях. Тебе и так необходимо научиться справляться с одной, своей личной историей, а ты пытаешься притянуть туда еще несколько. Ты просто открыл какую-то часть самого себя, не более. Ты должен отследить, почему именно это знание пришло к тебе в данный момент?

Максим задумался.

– Это определенно был какой-то переходный период между Крещением и древним Язычеством.

– Почему ты так решил?

– Я видел символы. Много разных символов. Среди них был, кажется, символ, похожий на Коловрат – славянскую свастику. Были какие-то кресты. Потом были резные обережники… Я вспомнил! Я был сыном ведуна!

– Опять «я»?

– Ну не я, ну «тот». Он был воином и ведуном, и в его задачу входила зашита Скита, где находилась какая-то священная вещь. Не помню…

Данилыч остановил его жестом руки:

– Подожди, не напрягайся, так только хуже будет. Попробуй лучше вспомнить, что ты видел, когда я водил вас в «темный Барнаул»?

Ковров удивленно посмотрел на старика:

– Слушай, Данилыч, а ведь я все вспомнить не мог! Меня даже Анна тогда спросила то же самое, а я ей какую-то чепуху сказал, потому что никак не мог воспроизвести в памяти это видение. Все зедарк перед глазами стоял черным силуэтом. А вот теперь я вспомнил! Ну, конечно же…

– Что ты видел?

– Это была словно картина над землей: зеленые холмы, а над ними резные деревянные избы. Странные такие, незнакомые и знакомые одновременно! И люди. Я людей каких-то видел. Но только словно каша какая-то, наложение образов: будто смесь древнеславянского и азиатского стилей, конгломерат культур. Что это значит?

Данилыч довольно засмеялся, словно Ковров сделал наконец действительно что-то значимое и стоящее.

– Это было видение только для тебя. Остальные вряд ли могли увидеть это.

– Что это было?