– А я предупреждала твою мать насчет этой девчонки. Некоторым можно становиться родителями, а некоторым нельзя. Я не хочу сказать, что им надо делать аборт, вовсе нет, но хорошо бы они раздвигали ноги пореже и не вели себя как обычная подзаборная шваль. Блудницы вавилонские, иначе не скажешь! Хуже сучек во время течки, которые готовы подставить хвост любой безголовой псине в округе. Когда Господь сказал «плодитесь и размножайтесь», он говорил не о том, чтобы штамповать ублюдков со скоростью машинки с попкорном.
Если тетя Ширли показалась вам довольно консервативной, то вы не ошиблись.
– До меня дошел слух, что Сара сбежала, и теперь ее мальчик живет у тебя. Это неправильно, Хен. Ты ведь один из этих… не стану говорить из кого, но ты знаешь, о чем я. – Словно делая мне одолжение, она понизила голос и зашептала: –
– Я живу с Сэмом, – напомнил я.
– По-твоему, это меняет дело в лучшую сторону? Чтобы двое мужчин жили с маленьким мальчиком! С невинным ребенком!
– Тетя Ширли, мне пора считать выручку и закрываться. Спасибо, что заглянули, но у нас все будет нормально. И кстати, нас слушают любопытные уши.
– Мы с твоим дядей Хорасом можем взять этого ребенка к себе.
– Этого не будет, тетя Ширли.
– То есть, ты собираешься позволить людям распускать о твоей семье сплетни? – вопросила она.
– Люди всегда распускают сплетни.
– Что они скажут насчет того, что он живет в одном доме с таким человеком, как ты? Господи, удивительно, что еще никто не позвонил куда надо. Позор! У меня, знаешь ли, есть репутация, о которой надо заботиться – хотя, куда тебе знать, когда у тебя ее нет.
Она посмотрела мимо меня, впервые заметив, что за мной прячется маленький мальчик.
– Ну разве ты не прелестный малыш? – сказала она. – Наверное, скучаешь по маме, но без нее тебе будет лучше…
– Тетя Ширли!
– Что? Это правда, и ему, видит Бог, не повредит узнать правду. Не можешь заботиться о ребенке – значит, не заводи его, а ей, когда она родила, было всего четырнадцать, и теперь она сбежала и опозорила всю семью.
– Тетя Ширли, прошу вас…
– Не знаю, куда она делась, но лучше пусть там и останется. Бросить своего ребенка совсем одного и не вернуться – это что за мамочкой надо быть? Я говорила твоей матери, и не один раз, что ничего путного из этой девчонки не выйдет. Слишком распущенной она была с самого детства. Это все Гудовы гены. Когда твоя мать выходила замуж, я предупреждала ее, но она слушала меня не больше твоей сестры, и вот теперь она убежала…
– Тетя Ширли, пожалуйста! – воскликнул я громко.
– Как будто нам мало того, что сделали твои мама с папой, но это, Хен, уже чересчур. Зачем вам приспичило позорить семью, я просто не представляю.
– Не понимаю, какое отношение это имеет к вам.
– Не забывай, Хен, что дом, где ты живешь, принадлежит
– О, Бога ради!
– Ты подумай, о чем я сказала, – прошипела она, пришпиливая меня к месту своим фирменным взглядом. – И знай, Генри Гуд, если придется, я не испугаюсь побороться с тобой за опеку над этим ребенком. Думаешь, я позволю тебе выставлять нашу семью на посмешище? Думаешь, я соглашусь с тем, чтобы какие-то извращенцы-гомосексуалисты жили в моем доме и вытворяли невесть что с невинным ребенком?
Она фыркнула и, не попрощавшись ни с кем из нас, удалилась. Типичная тетя Ширли. Ни тебе «здравствуйте», ни «как вы» и «что у вас нового». Сразу к делу с изяществом отбойного молотка по коробке с котятами и нередко с похожими результатами.
– Кто это? – тихо спросил Ишмаэль, который, вытянув шею, смотрел ей вслед.
– Сложно сказать, – ответил я, – но думаю, она в родстве с невестой Чаки.
Глава 23
Боевые шрамы
– Марш! – сказал я и показал на ванную.
– Но я не хочу мыться!
– Ванну надо принимать каждый день.
– Мама никогда не заставляла меня мыться.
– В этом доме ты должен мыться.
– Ну пожалуйста.
– Марш.
– Ну пожалуйста.
– Парень, я не такой, как твоя мама. Когда я что-то говорю, то говорю это серьезно и не собираюсь туда-сюда менять свое мнение. Я не треплю языком просто так. Ты меня понял?
– Но…
– Никаких «но».
На его лице появилось печальное выражение поражения.