Меня спасала только кремниевая часть мозга, не подверженная эмоциям вообще.
Так меня учили.
– Внучка же… Повод все–таки! – решительно заявил дед, плюхаясь обратно на стул. Муху он не догнал, но слегка напугал – я чувствовал эхо примитивных эмоций. – Будешь, Шарик?
Он достал наполовину пустую бутылку с ярким пятном этикетки. Вот уж дрянь так дрянь! Я ради спасения жизни не стану такое вводить в организм.
…в Энске полдень! К последним новостям. Сегодня глава администрации нашего города торжественно открыл лестницу, ведущую…
Я приподнял ухо в сторону телевизора, но дед уже, чертыхаясь, жал на кнопку пульта. Изображение местного диктора осталось на месте, а вот звук мгновенно пропал.
– Не туда ткнул, – виновато заметил Антон и бросил пульт на стол. Перемотанная изолентой коробочка видела и не такое обращение, особенно по вечерам. – Стаканом задел, Шарик. Напугал тебя небось?
Шутник. Меня скоростной спуск из стратосферы не напугал, утонувшая в озере капсула – тоже, а он думает, я от его телеящика вздрогну. Не дождется.
Стакан тихо звякнул о зубы деда. Руки дрожат? Наверное, он настолько рад будет увидеть внучку. Черт их разберет, человеков, что и какие эмоции у них вызывает. Я для этого и работаю который год, только вот результата не видно. Органическая часть мозга время от времени нащупывает что–то, подводит итоги и скидывает в электронную, но целиком – как личность – я в местных нравах не разобрался.
– Р–р–р, гав! – громко заявил я хозяину.
Антон, быстро нацедивший себе вторую порцию, застыл на месте. Потом поставил стакан на место и виновато согласился:
– Да… Ты прав. Машка приедет, а я уже в слюни. Негоже так. Чем же заняться–то…
Я перевернулся на брюхо, потянулся и встал. Пора размять лапы и пройтись по улице. Там другие люди, там масса существ низшего порядка – вон, у соседки, корова есть. И все – источник сведений. Абсолютно все. Даже эти вот двое, сидящие на давно сгнивших досках, штабелем привалившихся к забору дома напротив хозяйского.
– Слышь, псина, сотка есть? – Не поверите, но это он мне. Шутят они так или это реальная безысходность?
Мужичок неведомого возраста вскочил с досок и направился ко мне. Какие уж тут шутки, просто дурак. И второй не лучше – сидит щерится беззубым ртом, смешно ему. Щетиной аж до глаз зарос, не хуже меня, только моя рыжая, а у этого – седая. И вся клочьями какими–то. Бутылку не урони, это ж горе будет!
Действие равно противодействию, сие местный ученый давно открыл. Вот и нечего ко мне руки тянуть, грязные они у тебя. Да и воняет от обоих алкашей как из помойки – моча, перегар, немытые отродясь ноги.
– Решка, держи гада! Он мне руку прокусил! – завопил тот, что на ногах. И ладонь себе в рот сует, нервничает. Я–то отскочил сразу, а он мечется.
– Говорил, не лезь, – равнодушно ответил сидящий. – Давай бухнем лучше. А потом к Нюрке за еще сходим.
– Денег нет, – невнятно из–за руки во рту промычал укушенный. – А псину я повешу сейчас. Поймаю и – на липу вон!
– Дурак, что ли? – слегка удивился Решка. – Охренеешь ее ловить. Да и зубастая она. Давай, Федор, выпьем. За новую лестницу мэра, чем не повод?
– Пошел ты… – прошипел тот, вытащив руку изо рта и рассматривая алые точки от моих зубов. – Убью тварь!
Из дедова окна за моей спиной грянуло:
Come as you are, as you were
As I want you to be!
Закинул второй стакан все–таки, паразит. Он до этой дозы музыку никогда не включает. Само окно из–за цветущей липы видно не было, но озверевший Федор схватил валявшийся на дороге кусок кирпича и запустил на звук. Нервный он какой–то, право слово.
Чем ему «Нирвана» не угодила?
Где–то в глубине веток посыпались стекла. Кобейн поперхнулся на полуслове и затих, а мгновенно сообразивший неладное Решка уже тянул Федора за рукав в сторону:
– Ты чего делаешь–то, а? Сбрендил?! Сейчас ментов вызовут! Плюнь ты… Пойдем!
– Его собака, да? Его? Антохина? Вот ему и отвечать! – пьяно орал тот.
Медленно вырулившая из–за угла машина проехала мимо, аккуратно обогнув двух алкашей. Даже не остановилась. Впрочем, интересного мало: один визжит, тряся прокушенной рукой, красный, потный. Второй, сунув бутылку в карман, вовсю его успокаивает. Даже я успел насмотреться подобного, чего уж о местных жителях говорить.
Если бы труп лежал – тормознули бы. Из окна на телефон снять на память. Для инстаграма.
Дед выскочил на улицу с топором. Уважаю, кстати, люди – они существа прямолинейные. Не понимаю их напрочь, но отношусь с почтением. Тем более, что колун в умелых руках – аргумент серьезный.
– Кто мне окно разъе… – начал было он, но запнулся.
Федор очень уж зол был. Вместо обычных в таких случаях долгих обсуждений непонятно чего с неизменными вопросами о взаимном уважении, укушенный сунул руку карман и вытащил щелкнувший пружиной нож. Против топора так себе игрушка, но и сам боец помоложе, да и злой не на шутку.
Деду–то что? Окно разбили? Так оно и раньше было расколото, нечего бутылки бросать спьяну. А тут – членовредительство.
– Точно дурак… – протянул щетинистый Решка, но его уже никто не слушал. Даже я.