Пустой человек

После очков, уже из другого кармана был извлечен цилиндрической формы предмет, напоминавший фонарь. Карл Эрнестович нажал кнопку, и кабинет озарила вспышка, куда ярче привычных магниевых, используемых фотографами.

У всех четверых – и стоящих, и сидящих – стали бессмысленные остановившиеся лица.

– Значит, так… – неторопливо сказал фальшивый ученый Ригер. – Конец миссии. Разум и знания Ильича переселяются в… Как там тебя, боец?

– Степан Порфирий Слепнев.

– Вот-вот, в Степана. Порфирьевича. Он дальше и будет рулить одной шестой суши. На съезде вот скоро выступит как преемник пациента, а там разберется. Сам же пациент откидывает… М–да, извините. Умирает. Примерно через годик. Сам, подталкивать не буду, один черт организм изношен цюрихскими пивняками. Оба доктора забывают напрочь все происходящее с момента нашего знакомства и считают произошедшее экспериментом Ивана Евгеньевича. Осознали?

Светила медицины снова синхронно кивнули.

Карл Эрнестович снова щелкнул вспышкой своего непонятного фонаря и, когда в глазах собравшихся перестали сверкать звезды, его стул был уже пуст.

Стянув с головы очки виртуалки, Макс понял, что дико проголодался. Встал из–за стола, полюбовавшись на крупную надпись MISSION COMPLETED поверх застывших фигурок докторов и пациентов, и пошел на кухню. Колбаски, сыра, масла, нарезать батон. Можно и пивка себе позволить, есть повод.

Миссию прошел просто «на ура», будет, чем похвастаться завтра в сети. Сейчас уже спят все, наверное, не время посты вывешивать в три часа ночи.

Свет включать было лень. Макс наощупь открыл холодильник и понял, что здесь какая-то каверза: вместо стеклянных полок – тронутые ржавчиной металлические решетки. Подслеповатая желтая лампочка освещала наполовину вмерзший в лед кусок сала, три сиротливых яйца сбоку на дверце и завернутый в мятую фольгу сырок. Засунув голову глубже в воняющий затхлым холодильник, Макс разглядел на фольге криво прилепленную бумажку «Сырок плавленый ДРУЖБА. Производство: экспериментальный ордена Бухарина масложиркомбинат им. С.П. Слепнева».

Пиво в пределах видимости отсутствовало.

Макс резко захлопнул холодильник, едва выдернул оттуда голову. Потом на цыпочках подошел к шторам и нерешительно отодвинул одну. На полукруглом здании напротив, освещавшим его окно по ночам неоновой рекламой колы, гамбургеров и корейских авто, теперь горели приглушенным багровым светом редкие буквы надписи «СЛАВА СОВЕТСКОМУ НАРОДУ!». Само здание показалось заметно меньше, чем он привык.

Макс задернул штору и застыл посреди кухни под звук астматического тиканья часов, которых у него никогда и не было.

215

Рюкзак неплохой. Крепкий. И нести удобно. Сперва Михаил предпочел бы рамный, а не эту поделку для студентов, но выбирать не приходилось. А сейчас привык. Да и сколько тех вещей-то с собой, чтобы таскать туристский…

– Дядя Миша, нам долго еще идти? – Светка похожа на грушу в огромной взрослой куртке, обвисшей на узких плечах. Сверху торчит увенчанная зеленой шапкой с помпоном голова. Так наряднее, что ли? Или чтобы шрам, стекающий от макушки через лоб почти до правого глаза, скрыть?

Кто их, девок, разберет.

– По плану восемнадцать километров. Шестнадцать точно прошли, считай сама, – строго отвечает Михаил. Нога перестала болеть и теперь просто опухла, напоминая о себе жжением где-то под кожей, от колена и ниже. – Устала?

Светка вздыхает, высовывает из слишком длинного рукава кончики пальцев и поднимает воротник, почти спрятав лицо.

– Ну да… – жалобно тянет она оттуда, из глубины. – И есть хочу.

– Скоро деревня, судя по карте. Озерки какие-то. Там поедим.

– А дадут? – Светка высовывает любопытную мордочку наружу. – Даже не верится.

– А мы заплатим! – в тон ей отвечает Михаил и через силу улыбается. Идти еще километра полтора, а нога как бревно. Не чувствует, как наступает, только щиплет изнутри. Он удобнее перехватывает палку, опирается всем телом и ковыляет дальше. Светка идет следом, иногда оборачиваясь на оставшиеся позади кусты, растущие вдоль лесной дороги.

С момента их встречи уже неделя. Семь суток. Раньше она отмеряла дни как привыкла в школе – по дневнику: три дня столбиком слева, три – справа. Воскресенье в уме. Теперь о дневнике пришлось забыть, как и о многом другом, но привычка осталась.

Михаил нашел Светку в подвале разрушенного дома. Над землей торчали послевоенные абстрактные скульптуры – бунтующий железобетон a la naturel, а внизу было прилично: лежанки, сбитые из остатков мебели оттуда, сверху. Почти целый стол с неведомо как уцелевшей керосиновой лампой. Очаг, аккуратно выложенный из кирпича. Даже дым наверх уходил не через дверь, а в огрызок трубы в потолке.

По дымку он и нашел убежище.