Пустой человек

Только повторения и не хватает. Одного-то мало, конечно! Три года уже вместо пусть и промерзшего, но богатого городка, столицы нефти и газа России – умирающее нечто, контролируемое военными, но никому толком не нужное. Две трети Салехарда в развалинах, выжившие живут, как могут. И что это было – никто не говорит. Вроде, не радиация, а звери мутируют. Да и люди… Слухи ходят разные, про людей–то. Впрочем, кто не хочет оставаться, может смело уйти. Пешком через тундру. Четыре с гаком тысячи верст до Москвы – это же недалеко? Правда, по дороге можешь замерзнуть, но это твои проблемы.

А вот уезжать отсюда официально запрещено, не прорвешься.

Витька ежится и переходит на медленный бег. Рюкзачок больно хлопает его банками «Великой стены» по спине, прикладывает звенящими бутылками, но сейчас не до того. Не до мокрой изнутри ушанки и застывших ног в хлипких сапогах. Раз–два, раз–два. Держим темп, хвост пистолетом, а нос по ветру.

Возле выбитой двери бытовки суетится африканский человек. То приложит изуродованную расколотую дверь, то отнесет в сторону. Тридцать лет парню, а бесполезный он, Ванька. Жалкий какой–то.

– Кто? – выдыхает Витька, переходя на шаг. Похоже, с ужином придется повременить…

– Ни знаю, Витка! Таких не бивает… Глаза горит, когти с два палец. Вдоль. Кочьегара сразу, меня нет. Смотрел, ушел.

– И где тело нашего сидельца? – уточняет Витька. Ему плевать, для порядка спрашивает.

– Уньес. Толко голова. Там, – кивает на бытовку Мвана. От холода лицо и руки у него уже не черные, а совершенно серые. – Нам бьежать надо. Звьерь вьернется. Потом.

– Только зверья и не хватало, вашу ж мать… – Витька ругается без запала, со скукой и усталостью. Формально. И не такого насмотрелся за свои сорок с лишним. И до Хлопка не сахар было – с рождения в интернате, хотя там страшнее вшей были только старшеклассники; и на воле, что бывала хуже зоны, да и у хозяина, где жизнь подчас по-разному поворачивалась.

Витька проходит в бытовку, скидывает рюкзак на стол. Стараясь не смотреть, подхватывает голову Кочегара за сальные волосы, тащит в угол – там ящик с разными мелочами. Вытаскивает пакет с зайчиками и белочками, невольно криво усмехаясь запихивает внутрь голову. Прихватив из того же ящика молоток и несколько гвоздей, идет к выходу.

Голову в пакете подвешивает в углу у двери на гвоздь и выходит в полярную ночную синеву:

– Ваня, держи фонарик. Да и дверь… Давай вот так ее. На снег, не так, твою ж перевернись!

Молотком споро сшивает разломанную дверь кусками досок, крест-накрест, коряво, но надежно. Попутно подбивает петли. Доходит очередь и до косяка – проем теперь не прямоугольный, а черт разберет, что за фигура геометрии. Но все вместе – сойдет.

Через полчаса дверь закрыта изнутри, как ей и положено. Сверху изнутри входа в бытовку Витька подбивает кусок брезента – получается полог. Еще пару досок в буржуйку. Скоро внутри становится совсем тепло.

Витька из пластиковой фляги разливает по стаканам немного воды, сверху вливает спирт. Вскрывает банку «Великой стены», половину вываливает в замусоленную плошку, прямо на стол кромсает несколько ломтей серого хлеба. У Мваны аж глаза загораются, немудрено. Сутки голодный.

Спохватившись, Витька выносит пакет с головой Кочегара и вешает за дверью, на стену бытовки. Есть там крюк, хрен знает зачем, но вот пригодился. Вернувшись, придвигает к Мване стакан с разбавленным спиртом, подхватывает другой сам:

– Перчику бы сейчас – да нет… Ну, эмигрант, вздрогнули! Еще раз – как дело было?

Через час, разморенные теплом, едой и неожиданно обильной выпивкой, они уже смеются вовсю. В этом деле национальность и цвет кожи значения не имеют. Родился здесь или случайно попал в Россию – будь любезен: смейся или вешайся. Третий вариант туманен и сомнителен.

– Нет, ну вот скажи, Ванька, ты сюда зачем?

Витька уже без куртки, в одном свитере. Короткие волосы торчком, лицо красное, почти кричит – не со злости, просто набрался уже.

– Менья духи саванна послаль, – застенчиво говорит Мвана. От так и не снял куртку, все время зябко. – Две дерьевни по воле духов собрали деньги. Пришлось паспорт. Виза. Реактивный джет из столица в Каир, потом другой – Москва. Оттуда здесь.

– Да это понятно! И за день до Хлопка к нам добрался. Я помню. Я говорю – зачем?

– Духи саванна. Спасти здесь… Не знаю по-русски. The spirit of nature. Дух места, так. Приньести свой жар в ваш холод…

– Дурак ты, Ванька… – тянет собеседник и допивает стакан. От разбавленного спирта Витьку сильно ведет, а черному – нормально, сидит в куртке, улыбается.

– И что делать будешь? Ведь три года по разным дырам трешься, типа нашей бытовки. Ноги вон сморозил.

– Жду. Сигналь жду. Знак такой… – Мвана разводит руками. Ему хорошо. Тепло. По жилам медленно течет огонь, не жгучий, а согревающий. Не спирт, а что-то древнее, привезенное с собой. И нет этого глупого Кочегара. Больше совсем нет. Правда, есть жуткий зверь за окнами, но это ничего, это подождет…