Пустой дом и другие рассказы

Первое переживание в порядке времени, о котором он рассказал мне, показывает, что где-то подспудно за его расстроенной нервной системой скрывались психические восприятия необычного порядка. Примерно в возрасте двадцати двух лет – я думаю, после его второго переезда в деревню – кошелек и терпение его отца в равной степени иссякли, и Джим оказался на мели в большом американском городе. И единственная одежда, в которой не было дырок, благополучно хранилась в гардеробе его дяди.

Тщательное размышление на скамейке в одном из городских парков привело его к выводу, что единственное, что нужно сделать, – это убедить городского редактора одного из ежедневных журналов в том, что он обладает наблюдательным умом и готовым пером и что он может "хорошо поработать для вашей газеты, сэр, как репортер". Затем он сделал это, встав под самым неестественным углом между редактором и окном, чтобы скрыть местонахождение дырок.

– Полагаю, нам придется дать вам недельный испытательный срок, – сказал редактор, который, всегда находясь в поиске подходящего материала, брал таким образом целые стаи людей и удерживал в среднем по одному человеку на каждую стаю. Во всяком случае, это дало Джиму Шортхаусу средства зашить дыры и облегчить дядин гардероб от его бремени.

Затем он отправился на поиски жилья; и в этом процессе его уникальные характеристики, о которых уже говорилось, – то, что теософы назвали бы его Кармой, – начали безошибочно заявлять о себе, поскольку именно в доме, который он в конечном итоге выбрал, произошла эта печальная история.

В американских городах нет никаких "раскопок". Альтернативы для людей с небольшим доходом достаточно мрачны – комнаты в пансионе, где подают еду, или в общежитии, где не подают еду – даже завтрак. Богатые люди, конечно, живут во дворцах, но Джим не имел никакого отношения к счастливчикам. Его горизонт был ограничен пансионами и ночлежными домами; и из-за необходимой нерегулярности его питания и часов он выбрал последнее.

Это было большое, унылого вида заведение в переулке, с грязными окнами и скрипучими железными воротами, но комнаты были большими, и та, которую он выбрал и оплатил заранее, находилась на верхнем этаже. Хозяйка выглядела изможденной и пыльной, как сам дом, и такой же старой. Ее глаза были зелеными и выцветшими, а черты лица крупными.

– Ну, – прозвенела она со своим электризующим западным акцентом, – это комната, если она тебе нравится, и это цена, которую я назвала. Теперь, если тебя устраивает, просто скажи так, а если нет, то нет.

Джиму хотелось встряхнуть ее, но он боялся облаков давно скопившейся пыли на ее одежде, и поскольку цена и размер комнаты его устраивали, он решил согласиться.

– Кто-нибудь еще живет на этом этаже? – спросил он.

Она странно посмотрела на него своими выцветшими глазами, прежде чем ответить.

– Никто из моих гостей никогда раньше не задавал мне таких вопросов, – сказала она, – но я думаю, что ты другой. Да ведь здесь вообще никого нет, кроме старого джентльмена, который останавливается здесь каждые пять лет. Он там, – сказала она, указывая на конец прохода.

– Ах! Я понимаю, – слабо сказал Шортхаус. – Значит, я здесь один?

– Думаю, вы поняли, – выпалила она, резко закончив разговор, повернувшись спиной к своему новому "гостю" и медленно и неторопливо спускаясь по лестнице.

Работа в газете не давала Шортхаусу спать большую часть ночи. Три раза в неделю он возвращался домой в час ночи, и три раза в 3 часа ночи, и комната оказывалась достаточно удобной, и он платил за вторую неделю. Его необычный график работы до сих пор не позволял ему встречаться с кем-либо из обитателей дома, и от "старого джентльмена", который делил с ним этаж, не было слышно ни звука. Дом казался очень тихим.

Однажды вечером, примерно в середине второй недели, он пришел домой усталый после долгого рабочего дня. Лампа, которая обычно всю ночь стояла в холле, потухла сама, и ему пришлось, спотыкаясь, подниматься наверх в темноте. При этом он производил значительный шум, но, казалось, никого это не беспокоило. Во всем доме было совершенно тихо, и, вероятно, все спали. Ни под одной из дверей не было света. Все было погружено во тьму. Было уже больше двух часов.

Прочитав несколько английских писем, пришедших в течение дня, и погрузившись на несколько минут в книгу, он почувствовал сонливость и приготовился ко сну. Как раз когда он собирался забраться под простыни, он на мгновение остановился и прислушался. Когда он это сделал, в ночи раздался звук шагов где-то в доме внизу. Внимательно прислушавшись, он услышал, что кто-то поднимается по лестнице – тяжелая поступь, и хозяин не прилагает никаких усилий, чтобы ступать тихо. Очевидно, это была поступь крупного мужчины, и он куда-то спешил.