Пустой мир. Кровь и честь

– Вранье! – неожиданный голос с верхних галерей моментально разрушил всю атмосферу момента, разом стерев улыбку с лица Михаэля. Тот ждал чего угодно от ответных обвинений Эдварда до выступлений графа Фларского, но точно не того, что скажут свое слово малые феодалы. Поднявшийся же дворянин в парадном камзоле ярких сиреневых цветов своего герба, повторил, – все это бессовестная ложь, чтобы запятнать один из самых старых, справедливых и благородных родов нашего королевства!

– Тристанский барон взял свое право крови, что было у него с того самого момента, как Респир расстрелял его свадьбу, – поднялся другой феодал, пальцем ткнув в сторону графа Гористарского, – данное преступление было оставлено без внимания, не смотря на его жестокость и бессердечие. Респир являлся протеже прежнего барона Гористара, и его преступление было гораздо страшнее, чем любое из всего того, что совершал или мог совершить тристанский барон. Он запятнал невинной кровью святые земли храма! – феодал посмотрел по сторонам, ожидая поддержки, и общий одобрительный гул подкрепил его слова.

– Герцог Росса должен был понести наказание за совершенные деяния, – встал кто-то из остезейских баронов, немало удивив всех остальных, – Гористарский баронат несет ответственность за действия своих протеже. Поэтому, по нашему мнению, поступки молодого барона Тристана являются оправданными, – остальные представители остезейского союза поддержали его поднятыми руками, – нельзя обвинять дворянина в исполнении священного права мести, пусть даже и такого жестокого. Тем более, за столь страшное преступление, оскорбившее не только его, но и каждого из нас, ибо была нарушена самая священная заповедь неприкосновенности храмовой земли.

Эдвард не без удивления смотрел на графа Фларского, который спокойно откинулся на спинку своего кресла и с улыбкой наблюдал за всем происходящим. Не сложно догадаться, что он приложил немало стараний, чтобы события теперь развивались именно так, как сейчас разгорается защита чести тристанского бароната. У него достаточно союзников среди небольших феодов, да и просто сочувствующих ему и желающих видеть графа Фларского новым королем Рейнсвальда, а обвинения Эдварда, как одного из его ближайших союзников, выглядят как прямой удар по самому графу, что могли понять даже не самые подкованные в политике.

– И все же, это не отменяет обвинение Тристанского барона в том, что он нарушил закон пятисот часов, – сказал Глава Стражи, выступая вперед и поднимая правую руку, чтобы успокоить начинающийся спор, где явно побеждали сторонники графа Фларского. Их слова звучали гораздо увереннее, чем обвиняющих, не имевших других доказательств, кроме нескольких предоставленных фрагментов брони и снаряжения. Выступив вперед, он повернулся к самому барону, – скажите, вам есть, что ответить на данное обвинение, признаете ли вы свою вину в предъявленных вам деяниях или же отказываетесь от нее?

Эдвард только успел подняться, судорожно представляя, что именно сейчас необходимо сказать, разрываясь между чувством долга и ответственности за то, что сам совершил. С другой стороны точно так же тянуло данное слово Дэлаю и Рокфору, что не станет признавать свою вину, переложив ответственность на плечи барона Карийского, сохранив свое положение в Рейнсвальдской политике. И все же, прежде чем он успел сказать хотя бы одно слово, едва справляясь с моментально пересохшим горлом, как сам Рокфор поднялся, привлекая всеобщее внимание.

– В содеянном нет вины барона Тристанского, – сказал Карийский барон твердым голосом, как и было оговорено, – он не знал о том, какие приказы были отданы его войскам и куда направлялись, занятый в своем феоде. Данный приказ был отдан от моего имени союзной группировке войск, стоявшей в Аверии. Как один из сооснователей проекта «Сакрал», я имею право командующего вооруженными силами колонии, – он вышел вперед, вставая прямо напротив молодого гористарского барона, даже сделавшего шаг назад, – Респир был герцогом Росса, и потому там я надеялся найти ответы на тот вопрос, что мучал меня уже долгое время. А именно, куда же сбежал протеже старого гористарского барона, отобравший у меня самое ценное, что было в моей жизни. Респир забрал у меня мою дочь, и не смейте говорить мне, что у меня нет права мстить за ее смерть! Я признаю, что совершил нападение на Росс, но не признаю своей вины в этом! И обвиняю Гористарское графство в гибели своей дочери! И если не будет королевского правосудия, то я сам стану этим правосудием, клянусь короной и Небом! – Эдвард сразу понял, что Рокфор вышел за пределы отведенной ему роли, говоря уже от чистого сердца. Слезы выступили на глазах барона, а сам он вцепился в рукоятку церемониальной шпаги, едва удерживаясь от того, чтобы не воткнуть ее в грудь стоявшего напротив человека. Это понял и Глава Стражи, видимо, прочитав мысли барона в его глазах, встав ближе к ним, чтобы успеть отреагировать, если ситуация начнет выходить из-под контроля.