Пустошь. Дом страха

Чего я никак не ожидал, так это того, что огонь вернется так быстро. Два дня спустя он вспыхнул снова, сильнее чем прежде, требуя новой пищи.

Перевернувшись на спину, Орсон уставился в потолок. Меня тошнило.

– А теперь, Энди, я запру тебя в твоей комнате, так как мне нужно поспать.

– О господи… – пробормотал я. – И у тебя совсем не было угрызений совести?

Повернувшись на бок, Орсон посмотрел на меня.

– Я не желаю просить прощения за то, какой я есть. Давным-давно я уже усвоил, что чувство вины меня никогда не остановит. Впрочем, нельзя сказать, что оно меня терзало. Я хочу сказать, у меня была… у меня до сих пор есть совесть. Просто я понимаю, что бесполезно позволять ей доставлять мне мучения. Главное, что нужно знать о настоящем убийце, это то, что убивать ему назначено природой, и тут уж ничего не поделаешь. Таков он есть. Такова его сущность. Я не просил быть таким, какой я есть. Я состою из определенных химических веществ, из определенных событий. Мне это неподвластно, Энди, поэтому я предпочитаю не идти против себя.

– Нет, ты неправ. У тебя внутри что-то громко кричит о том, как ты неправ.

Печально покачав головой, Орсон пробормотал, цитируя Шекспира:

– «Я так уже увяз в кровавой тине, что легче будет мне вперед шагать, чем по трясине возвращаться вспять»[5].

Затем он как-то странно посмотрел на меня, словно осененный внезапной мыслью. В его голосе прозвучала искренность, и это напугало меня больше, чем все то, что он сказал сегодня утром:

– Знаю, ты забыл. Но придет день, я тебе кое-что расскажу, и тогда все встанет на свои места.

– О чем это ты?

– Время еще не настало. Ты пока что не готов. Не готов воспользоваться тем, что я тебе расскажу.

– Орсон…

Он слез с кровати и жестом показал мне, чтобы я тоже встал.

– Брат, давай немного поспим.

Глава 10

День 10.

Я снова чувствую себя свободным. Орсон подарил мне этот день – и теперь я сижу на вершине той скалы, о которой столько писал, и взираю сверху на измученную жаждой пустошь. Я нахожусь на высоте добрых четырехсот футов над уровнем пустыни, сижу на плоском камне, и мне открывается панорамный вид на семьдесят миль.

В небе над головой кружит беркут. Интересно, где его гнездо – не в редких ли зарослях можжевельника на гребне?

Если посмотреть назад, в пяти милях на восток за бревенчатым домом видно что-то вроде дороги. Я видел, как по этой узкой серой ленте пронеслись три серебристые точки. Наверное, это были машины. Но мне это никак не поможет. Пост дорожной полиции мог бы располагаться прямо рядом с домом. Я принадлежу Орсону с потрохами. Он сфотографировал, как я вскрываю убитую женщину. Сегодня утром он оставил снимки у меня на письменном столе.

Этой ночью мне снова снилась Ширли. Я пронес ее на руках через ночную пустыню и передал родным. Уходя, я видел, как она, в красной с серым тенниске, улыбаясь, стоит с мужем и тремя детьми.

Я наблюдал, как за прошедший день в настроении Орсона произошла разительная перемена. Он перестал быть угрюмым. Как он сказал, для него это нормальная пора. Но огонь вернется, и я боюсь этого больше, чем чего бы то ни было.