Пустые дома

Домик был маленький, и, хотя я не то чтобы чистюля, мне все же нравилось жить в чистоте, а Леонель – он постоянно все пачкал: писался, какался, оставлял пятна на стенах. Я весь день ходила за ним с тряпкой. Если ты так сильно хочешь жить в говне, живи в говне, говорила я ему, а он доканывал меня своими раскачиваниями на стуле, и повторял только «оре оре», и совал пальцы в рот, и дергал себя за губу, и качался туда-сюда, туда-сюда. Оре-хуере, сказала я ему как-то, отмывая его от какашек, а он бог знает когда успел ухватиться за попу, испачкал пальцы и, как свинота последняя, сунул их себе в рот. Ох, как у меня тогда подгорело, будто чили в жопу засунули! Оре-хуере, сказала я, схватила его за волосы и сунула под холодную воду, а он стал кричать «оре тита оре оре оре тита тита тита оре-е-е-е…» Он будто звал кого-то на помощь и горько плакал, захлебываясь соплями и водой, и вдруг схватил меня ручками за волосы, и мне стало мерзко от самой себя, а еще я подумала, что он зовет кого-то на помощь, потому что подсознательно понимает, какая я гадина и мерзавка, и поэтому он так истошно вопит, чтобы пришла уже эта гребаная Оре, и я тогда страшно заревновала, расстроилась и встала под душ, чтобы помыть его как следует, и принялась гладить его мягкие курчавые волосики, и обняла, и хотела было попросить у него прощения за все, но не попросила.

В тот день Леонель рано лег спать. Я его уложила в кроватку, купленную специально для него, и долго не уходила. Леонель был красивым мальчиком, думаю, что, когда я его забрала, ему было два или три года: пухлые щечки, огромные глазищи с длинными кудрявыми ресницами и малюсенькие ручки. Кажется, глядя на него в тот день, я влюбилась в него заново, потому что, по правде говоря, у нас с Рафаэлем никогда не получился бы такой красивый ребенок, даже если взять от нас самые лучшие гены.

Я смотрела на свой домишко: такой маленький, такой некрасивый, такой обшарпанный, но мой. А еще этот дом так много для меня значил, потому что мне пришлось за него побороться. Я сказала Рафаэлю, что если мы будем жить вместе, то точно не у его матери. Он взбрыкнул: типа, а почему не у нее, и вообще на хера он тогда надстраивал дополнительный этаж с двумя комнатами… Ну, комнаты отличные, и руки у тебя золотые, но я не буду там жить хотя бы потому, что ты меня даже не спросил, сказала я, и вообще, ты как себе это представляешь: твоя мать и я в одном доме? А он типа не должен был меня спрашивать, потому что это его деньги, его дом и его мать. А, ну раз это твои деньги, твой дом и твоя мать, то сам там и живи, потому что я не собираюсь жить приживалкой у твоей чокнутой мамаши, не-а. Не смей оскорблять маму, сказал он, угрожающе сжимая лапу в кулак. Но я не испугалась: давай, говорю, ударь меня, сволочь, заступись за мамочку, тогда я тут же ее навещу и сломаю ей что-нибудь на хер, а когда она спросит, за что, отвечу, что раз ее любимый сынок меня бьет, а она типа не при делах, так отчего же и мне ей не врезать, фиг ли. Он опустил кулак и сказал: ого, да ты, блядь, совсем больная, – а я, поскольку давно уже мечтала послать свекровь на три буквы, с облегчением ответила: как и ты, милый, как и ты. Вот тогда-то я и сказала ему про домик с двориками, недалеко от автобусной остановки, откуда я смогу пешком дойти до одного из магазинов, куда я доставляла порционное желе, а он сказал «окей», типа не против, но что за аренду буду платить я, потому что у него денег нет, и вообще, с чего ему тратиться, когда у него пустуют две чудесные комнаты. Я согласилась, пусть все траты будут на мне, он раздраженно цокнул языком, и скоро мы переехали в наш новый домик.

Перед тем, как мы перевезли вещи, я, конечно, засомневалась: ты правда хочешь жить с этим подонком в одном доме и видеть его физиономию с утра до вечера? Но я еще не оправилась после того, что произошло с моим братом, и поэтому решила, что хочу. Кроме того, я к нему прониклась: в постели он был так хорош, что я буквально кричала от удовольствия, такое нечасто встретишь, поэтому я верила, что у нас с ним особенная связь – и дело не только в сексе. Когда я рассказывала об этом сестрам, они отвечали, что ну да, конечно, всяк кулик свое болото хвалит, но я им говорила, что все так и есть, и мы смеялись как идиотки. Ну а у вас как с этим делом? Они хохотали и говорили, что раздвигают ноги перед мужем только ради того, чтобы он быстрее отстал; и тогда я вовсе надулась от гордости и решила, что у нас с Рафаэлем все просто волшебно и мне с ним очень крупно повезло.

Но счастье длилось недолго, потому что помимо секса надо еще кушать, пить, ходить на гребаную работу; я вот, например, пахала как лошадь и до сих пор пашу: каждый день, каждый, даже когда болею, готовлю желе, пироги и шоколадные конфеты на палочке. Дел, словом, навалом, только денег вечно не хватает. Но мне казалось, что все ничего: у меня есть заказы, у Рафаэля есть работа, на которой ему даже страховку оплачивают, – что еще ему нужно, чтобы создать со мной семью, чтобы дать мне то, что мне нужно?