Пустые поезда 2022 года

Как всегда бывает в подобных поездках, смотреть было особо не на что. Тем не менее сидеть у окна всё равно имело смысл — было приятно расфокусированным взглядом смотреть на мелькающий лес, редкие поля, деревеньки и посёлочки. Ничего интересного, ничего примечательного, смотреть не на что — важен и нужен сам факт вот этого скользящего равнодушного смотрения. Поездки в таких поездах чем-то подобны так называемому флоатингу, или сенсорной депривации, когда человек помещается в специальную камеру и покоится в воде с температурой, равной температуре тела, без проникновения света и звука, и расслабляется, и отдыхает, и на некоторое время отвлекается от мучительного ощущения себя и собственной жизни. Вот так и тут, в этих поездах. Ничего нет, только мелькающие за окном деревья (равное отсутствию зрительных впечатлений), только стук колёс (равный тишине) и бубнение парней (тоже равное тишине). Труднопереносимое ощущение своей так называемой личности, переживающей какие-то, если можно так выразиться, переживания, ослабляет свои вечные клещи, и можно просто ехать и ехать посреди этого — нет, не «ничто», а «ничего».

Нитчево, нитчево, как любил говорить объединитель Германии Отто фон Бисмарк.

Бытие и ничего.

Ничего ненадолго нарушилось в Гусь-Хрустальном (или Гусе-Хрустальном? как правильно?), единственном более или менее крупном населённом пункте на этой тихой дороге. Какое-то количество пассажиров вышло, и какое-то количество пассажиров вошло. Среди вошедших была женщина, которая, устроившись на своём месте, начала подчёркнуто громко, на весь вагон, говорить по телефону. Содержание её устного телефонного послания можно передать одной фразой — «мы в поезде, едем домой», она громко говорила минут пятнадцать, и содержание её речи не выходило за пределы одной этой фразы, это был прекрасный, даже мастерский пример многократного вариативного повторения одного простого сообщения. Весь вагон слушал её торжествующую речь, чем-то напоминавшую выступления М. С. Горбачёва. А потом она перестала говорить о своём вечном возвращении домой, умолкла, и снова наступило ничего.

На одном из поворотов поезд вдруг запел: колёсные пары тёрлись о рельсы и издавали прекрасные, чарующие звуки — это был не скрип и не скрежет, а какая-то сложная мелодия, и один из бубнящих парней сказал: «звуки — как похоронный марш» — это было очень странно, потому что вообще-то ничего общего с похоронным маршем у этой мелодии не было, но вот такие ассоциации возникли у этого парня.

На станции Великодворье, перед Тумской, из вагона вышли почти все пассажиры, и один вошёл. Таким образом, от Великодворья до Тумской в вагоне ехало всего три пассажира.

На подъезде к станции Тумская поезд снова запел на повороте, и машинист стал гудеть людям, стоявшим вдоль дороги, а люди в ответ на гудки махали поезду руками.

Станция Тумская. Поезд шёл три часа семь минут.

Вышел из вагона. Узкая платформа, небольшое здание вокзала. Рядом с платформой — музей узкоколейной железнодорожной техники. На отдельных кусках узкоколейных путей стоит узкоколейная железнодорожная техника: красный тепловозик, зелёный пассажирский вагончик, вагончик-платформочка и крошечный жёлтый снегоочиститель (у этого существительного нет уменьшительной формы, а жаль). Всё маленькое, кургузое, по-хорошему убогонькое. Особенно трогателен снегоочиститель — деревянный, слепой (без окон, но с маленькой дверцей) остроконечный вагончик. Его прицепляли спереди к локомотиву (вот к такому красному тепловозику) и расталкивали им упавший на узкоколейку снег. Тепловозик тоже очень трогательный, жалкий и тоже слепой — окна кабины почему-то заварены стальными листами, и в его облике сквозит потерянность и инвалидная беспомощность.

Посмотрел, пофотографировал. Был такой план: доехать на автобусе или такси до соседнего исторического города Касимова (когда-то он был центром Касимовского ханства), подождать на автостанции и ранним вечером отправиться на таком же маленьком тихом местном поезде от Касимова до станции Шилово (Касимов — как и Тумская — тупиковая станция, конечный пункт малодеятельной линии). Но этим планам не суждено было осуществиться. Дальше главным героем повествования будет лёд, как в известной трилогии писателя В. Сорокина.

Сначала нужно было дойти от платформы станции Тумская до автостанции, это плюс-минус 200 метров. Платформа покрыта льдом, но идти нетрудно, можно держаться за металлическое ограждение. А вот дальше задача усложнялась. От платформы к пристанционной площади (назвать её привокзальной было бы некоторым преувеличением) вела ледяная тропинка посреди снежной целины. Лёд не ровный, а бугристый. То есть продвигаться методом скольжения, не отрывая ног от земли, нельзя, надо шагать. Каждое наступание на лёд вело к соскальзыванию стопы с ледяной неровности. Лёд ничем не посыпан. Держаться не за что. Попытки идти по снегу приводят к проваливанию почти по колено.