Путь

— Жень, а почему ты меня биотикой не несёшь?

— Такая переноска требует концентрации, Джинни. А после взрыва «подавителя» вся тропа камнями завалена — мне под ноги надо смотреть, какая уж тут концентрация? Всё, не отвлекай меня. К серпантину подошли.

На вершине оборачиваюсь, в камнях вижу лежащих Алёшу и Барсика.

— Это Алёша? — прозвучал голос подруги у уха.

— Да, солнышко, а рядом Барсик. Котя ещё жив — надеюсь, наши успеют его спасти.

— И ты его бросишь?!

— Джинни, я люблю кота! Но тебя я люблю больше, так что ты — первая в очереди на спасение. А Барсик… будем надеяться на удачу, и да не оставят нас Духи.

— Да не оставят, — шепчет она.

Сижу на корточках у моста и быстро, как могу, кручу тальреп троса — один уже ослаблен, осталось докрутить второй. Любой, кто пойдет по мосту, рискует свалиться в реку, когда тросы отцепятся. Надеюсь, этот кто-то будет не один!

— Вижу движение у серпантина! Там кто-то идет, и их много, Женька, — говорит сидящая с биноклем Джинни.

Руки работают ещё быстрее, интуиция подсказывает, что пора остановиться. Встаю, подхватываю Джинни и изо всех сил бегу к повороту на плато. Там, за камнями, будет хорошая позиция: до моста — шестьсот метров, а до тропы на том берегу — около семисот. Из-за камней весь поворот реки виден, как на ладони, а это — полтора километра. Надеюсь, что смогу положить всех, кто сюда припрётся. Снайперок у пиратов нет, а от штурмовой винтовки или, тем более, дробовика на таком расстоянии нет никакого толку, только в небо палить. Ещё Эл, наверное, смог бы куда-то попасть, но вряд ли у пиратов есть кто-то, подобный нашему Хартману. Аккуратно усаживаю Джинни. В глазах красно и летают чёрные мухи, сердце бухает так, что, кажется, сейчас выпрыгнет из груди.

— Женька, ты как?

— Ща помру, как загнанная лошадь… Я за сегодня уже километров сорок набегала. И, как минимум, три — тебя несла, — говорю я, тяжело дыша. — Сейчас отдышусь, и будем готовить позицию.

— Почему не уйдём?

— Не успеем — догонят. Тут — единственное место, где у нас преимущество. Если смогут переправиться, то нас задавят числом.

— Но ты же — биотик?

— Одно название я сейчас, а не биотик… На пару мощных воздействий меня, может, хватит — и всё. Только они не дадут мне их произвести. Прижмут огнём — и амба. Так что, Джинни, наше спасение — в расстоянии. Сможем удержать гадов на том берегу — победим. Если нет, то конец нам с тобою…

— Жень, ты же говорила, что нужна им живой!

— А ты — нет! Я же лучше сдохну здесь, чем в лаборатории «Цербера» — хоть мучиться меньше. Вот что, солнышко моё, бери бинокль — будешь, как тогда, в тире, мне целеуказания давать. Хорошо?

— Конечно, Жень! Я…

— Знаю — самый лучший второй номер, ага?

— Ага!

Раскатываем спальники, ложусь в него сама и помогаю влезть Джинни — ткань скроет тепловую сигнатуру. Срезаю несколько веток с кустов вокруг и кладу перед лёжкой.

— Видимость нормальная, Джин?

— Всё замечательно. Хорошо, у деда карабин без баллистического вычислителя — хоть делом занята буду. Сама как, готова?

— Готова, ты же знаешь — я сама себе вычислитель. Ждём.

Через несколько минут видим бегущих пиратов. У большинства — изможденный вид и разводы пота на лицах. Лишь один, одетый в среднюю броню, выглядит хорошо, его лицо спрятано за закрытым шлемом. Хм, а пират адаптацию не прошёл… однако выглядит бодро, несмотря на то, что в задраенной броне бегать тяжко. Смотрю на него через прицел — он начинает нервничать и заходит за пиратов, прикрываясь ими. Силён, курилка — почуял меня!

— Жень, этот, здоровый… он как будто на прогулку вышел. Все остальные рядом с ним — как дворняги рядом с Полканом.

— Ага. Церберовец, наверное — ходят слухи, эти уроды своих людей в киборгов переделывают. Вот и этот, наверное, уже наполовину машина… а то и больше, чем наполовину.

— Ужас какой!

— Сейчас они на мост полезут. Как тросы отцепятся — я тех, что на мосту, сниму, а после уже жду от тебя целеуказаний. Гут?

— Яволь, майне херрен!

Тихонько смеюсь. Джинни лишь зыркает на меня в ответ.

Пираты полезли на мост — шестеро, идут друг за другом, держась за перила. Вот прошли середину и стали приближаться к нашему берегу. Я включаю полный щит, эмоции уходят. Лишь чувствую, как у Джинни, при взгляде мне в глаза, азарт заменяется холодной отрешённостью. Несмотря на всю её мягкость, она — такое же дитя Мендуара, как я. Сегодня враги с того берега реки убили её мать, друзей, подругу, вдобавок — изнасиловали её саму. Ни один мускул не дрогнет у моей подруги-художницы, выдающей мне цели. Для неё не будет людей или батарианцев, все они — враги, и подлежат уничтожению. Без жалости и сомнений.

Тросы отцепляются, мост провисает и перекашивается. Двое пиратов, вопя, летят в реку с девятиметровой высоты. Остальные вцепляются в оставшиеся натянутыми тросы руками — и я, как в тире, отстреливаю всех висящих, одного за другим. Бамм, бамм, бамм, бамм! И они, оглашая пропасть истошными воплями, падают вниз. В добрый путь! Я из нашей речки еле выбралась, а вам, господа в броне, не светит вообще ничего…