Тем не менее, дойдя до своего отеля, я вдруг решил пройтись еще немного. Я соскучился по городу – часто о нем вспоминал, путешествуя по другим местам. Потому сейчас мне хотелось побродить по нему еще немного, чтобы еще хоть чуть-чуть насытиться местной безмятежной и добродушной атмосферой.
Прогулявшись до конца исторического квартала, почти до самой железнодорожной станции, я обошел пару улочек вокруг, глядя по сторонам. Было заметно, что в городе появилось больше магазинов, больше различных забегаловок и ресторанчиков, а те, что стояли здесь раньше – стали популярнее, внутри них появилось больше столов, за которыми сидело больше посетителей. Экономический прогресс был заметен невооруженным взглядом, хоть вокруг все так же оставалась нищета и разруха.
Мне нравилось следить за экономическим прогрессом, хоть я и не придавал материальной стороне жизни решающего значения. Появилось больше зданий, на которые можно поглазеть – хорошо, поглазеем! Появились новые улочки с асфальтом и бордюрами – отлично, есть куда прогуляться!
Идти спать все никак не хотелось, и я решил прогуляться к другому концу исторического квартала. Я развернулся в противоположную сторону и вдруг заметил, как у одного из зданий, с разных сторон улицы, друг навстречу другу шли двое – женщина и молодая девушка. Не видя друг друга из-за угла и передвигаясь на высокой скорости, они налетели друг на друга и столкнулись, не успев остановиться.
Можно было ожидать, что они начнут предъявлять друг другу претензии, между ними завяжется конфликт, но я знал местные порядки и предвкушал другое развитие событий.
Да, конфликт вполне мог завязаться и здесь – в жизни всякое бывает. Но вместо споров и взаимных претензий женщины улыбнулись друг другу, перекинулись парой дружелюбных слов и разошлись. Никаких конфликтов и претензий. Вот, за что я любил этот народ.
Конечно, конфликты здесь тоже возникали, но редко. Нормой было дружелюбие и взаимопонимание, агрессия была местным жителям чужда.
Я думал, что в чем-то это могло быть результатом осмысления местными жителями того, что со страной произошло несколько десятков лет назад, когда здесь случились война и геноцид. В тех событиях участвовало меньшинство, но от жестокости и агрессии меньшинства пострадала вся страна.
Мне казалось, что здешние жители сделали правильные выводы из тех событий, и теперь агрессию здесь встретить можно было очень редко, ибо, как люди уже знали, даже маленькая злоба может вызвать большие последствия.
Я много раз приезжал в эту страну, видел и хорошее, и плохое, но что бы местные жители не делали, даже если они делали зло, они старались быть дружелюбными и неагрессивными, хоть это и звучит как парадокс.
Насилие здесь было редкостью, и могло закончиться плохо для агрессора. У добра были кулаки, если на то была необходимость.
Понаблюдав за женщинами, которые, не обращая внимания на столкновение, пошли дальше по своим делам, я тоже решил продолжить прогулку. Я шел по плохо освещенной улице – в стране был постоянный дефицит электричества, и свет на улицах, если он был, был тусклым. Вдоль одного из зданий, которое выглядело заброшенным, лежали дети. Они были одеты во вполне новую одежду, но грязную и неопрятную. Это были мальчик и девочка, они спали. Дети лежали на каких-то досках и железных пластинах, отвалившихся от забора вокруг заброшенного здания. Мне показалось, что спать таким образом детям было неудобно, уж лучше в таком случае лечь на траву, которой в округе было хоть отбавляй. Но детей все устраивало, они лежали, погруженные в сладкий сон, их лица были безмятежными, дети улыбались во сне.
Рядом с детьми стояли взрослые, наверное, их родня. Я видел этих людей раньше, они жили у реки. Когда-то в том месте было небольшое поселение – трущоба с ветхими домами из мусора. Таких поселений в городе раньше было много, но со временем они исчезали, а на их месте строили новые здания. Я предполагал, что жильцов из таких трущоб выселяли и возможно давали им новое жилье в другом месте, но конкретно эта семья из своей хижины не уехала. Они просто перенесли свой дом из хлама ближе к реке, на склон берега, чтобы не мешать стройкам. Так они и жили – у берега, в хижине, как и раньше.
Иногда я видел этих людей в городе, от них часто исходил неприятный аромат, который распространялся на много метров вокруг, было похоже, что они не любили мыться.
Дети же их выглядели чуть более опрятно, их одежда была неплохой, хоть и измазанной (в конце концов, они спали на каких-то грязных досках и не могли не испачкаться). Однако, я в любом случае сомневался, что они посещали школу, были грамотными и росли здоровыми, адекватными людьми.
Мне было жаль детей. Я понимал, что эта семья живет своей жизнью, мне непонятной, и я не мог судить, насколько они счастливы. Это был их выбор. Но у их детей выбора не было, они жили так, как их учили взрослые. Я не верил, что они смогут получить образование и самостоятельно выбрать, какую жизнь прожить – ту, которую прожили их родители, или другую, которая будет нравиться им самим.