Путь

— Каким — таким? Каким я его воспитал?

— Ты сам всё видишь. Фуфелом тгяпочным.

— И что теперь? И что?! Это сын! Сын!

— Давай ещё газ, Талька, если твоя пагализованная башка совсем пегестала сообгажать. Мой… и твой сын подписался пги всех под фуфела. Пги бгигаде. Пги левых попутчиках. Пги всём честном нагроде! — зло ощерился Орлан. — Это как?

— Как, как?.. Жопой об косяк! — выпалил Аттал. — Да, подписался! Да, при всех! И что теперь? Я назвал его этим, как его, сыном. Что мне теперь, отвернуться от него? А? Я действительно считаю его своим… э-э-э… сыном и поэтому впрягусь за него даже при косяках. Но вот, что я не думал, так это то, что ты соскочишь на первой остановке. Здорово ты переобулся прямо на ходу, погляди-ка! А с кем мы договаривались работать вместе? Не с тобой ли?

— Ага. Великий тгиумвигат: Аттал, Оглан и их общий сын Кащей. Несокгушимая сила, да? Ты всё кгасиво гассчитал!

— Что ты?.. Что ты имеешь в виду? Ничего я не рассчитывал, Славка! Очнись!

— Да, да, да! Втигай мне баки. Гешили, что Кащей с бгигадой лошков, плюс ты с одной оставшейся бгигадой и я, этак скгомненько, с четыгьмя сегьёзными командами опытных бойцов. И, когда война начнётся, то две тгетьих гасходов пгидётся нести Оглану. Такой гасклад? Да? Мои пацаны в дгаке лягут, а вы в это вгемя…

— Славка, ты чего несёшь, бля? — вскриком перебил его разгневанный Аттал. — Я вообще ни на какую… э-э-э… эту, как её, войну не подписывался. Мы с тобой о чём договаривались? Колян берёт на себя руководство полисом. Женим детей. Я двигаю «снег». Ты сидишь на коммерсах* (предпринимателях) и не мешаешь мне со «снегом». Такой был уговор? Воевать с Митяем и Гилли вообще ты предложил, а не я! Мне на них насрать сто куч!

— Так я своего слова в этом уговоге и не нагушал! Пгосто пегвоначальные условия-то изменились! Договог начинался с того, что Колян бегёт на себя гуководство полисом. Ещё газ. Гуководство. Полисом. А сейчас такое не пгойдёт. Начало изменилось, значит, изменился и конец. Ганзой же не может пгавить фуфлогон? Не по понятиям!

— Может!

— Это как такое может быть?

— Как, как? Жопой об косяк! — второй раз не ответил на резонный вопрос Аттал. — Это — мой сын! И я за него впрягусь! Значит, он сможет править, понятно? Но учти — мы трое будем знать, что ему помогал именно я, а не ты, и однажды…

— Почему тгое? Это уже все знают. Я только что об этом всем пгисутствующим объявил, — засмеялся Орлан, — что хозяин должен уметь самостоятельно пгевозмогать тгудности.

Аттал психанул:

— Друган! Ты все берега попутал…

— Нет, не попутал — это газ! И нет никаких дгуганов — это два! Ты как его воспитал? Кем ты его воспитал, Талька?! — одновременно сжал губы и кулаки Орлан. — Он умеет только указки получать, а сам мозгой думать-то не обучен! — он постучал себе по лбу, — и башка у него, чтобы в неё алкашку вливать, а не гешения принимать — слуга нагодов какой-то! Почему ты не обучил моего сына, как следует, Талька, а?! За десять лет не обучил! Почему? Во что ты пагня пгевгатил?! — гневно закончил он. — Кем он стал, благодагя твоей науке?! Фуфелом?

Слава тяжело отдышался, смиряя гнев.

— Вот ещё и поэтому, вот поэтому мы тепегь уже точно никогда не станем обгатно дгузьями, ты сам это понимаешь. Ты специально это сделал, Аттал? Ты это сделал специально! Пгевгатил моего сына в говно! Я говогил недавно слова, что частенько назад пути не бывает. Быть может, ты невнимательно слушал мой тост…

— Наоборот, сват. Я очень внимательно выслушал тебя, — изменил направление разговора Аттал, повернулся в профиль и продолжил сквозь презрительно сжавшиеся губы, — и понял, что ты нехороший человек. Ты опозорил Кольку при всех! И Алиску тоже! Ты опозорил своих же перед чужими!

— Я опозогил? Это Колька перед всеми обосгался! Символично, что мы об этом говогим именно в согтитге, ты не находишь? Да и Алиска твоя тоже хороша!

— А с ней-то, что не так? — зашёлся Аттал.

— Как что? Она сначала жагилась с Доктогом на пляжах Фгакийки и тут же вышла замуж за Кольку. Тебе самому-то не смешно?

— Ты сам на это согласился и подписался, что так оно и будет!

— Тепегь уже не будет. Всё изменилось! Он не сможет быть хозяином, мы оба это понимаем! То есть условия, на котогые мы изначально договогились — нагушены.

— Орлан! Очнись! — вскипев, прыснул паром злости Аттал. — Ты кидаешь сына в трудную минуту?! Это перебор, Славка! Это не по-людски! Ты косячишь, как блудень…* (поступаешь очень плохо…)

— Мне кажется, Талька, — перебил его Орлан, — у нас с тобой газличные тгактовки того, что хогошо, а что плохо. Мне кажется, что впгягаться за фуфлогона — стгёмно. Я думаю, что и Ильсид меня поддержит.

— Щас-ко! Сейчас хер тебя Ильсид поддержит, если что. Можешь даже к нему не соваться после всего произошедшего. Ты его тогда на Совете, как будто по печени ударил, когда подписался на моё предложение.

— Да уж, тут вы меня загнали в угол, — дёрнулся и изменился в лице Орлан. — Но из каждого тупика есть выход, ты это знаешь.

— Славка, давай без лирики. Подведём, э-э-э, этот, как его?

— Итог.