Очень трудно говорить об этой рукописи, как о литературном произведении. Когда читаешь о насильственно искалеченной жизни человека ни в чем не повинного, не думаешь ни о композиции, ни о том, как построена фраза и нет ли в ней погрешностей. Но так только кажется. Если бы это было плохо написано, никакие, самые ужасные факты не потрясли бы воображение. Неверно думать, будто любая рукопись о лагере или тюрьме непременно производит глубокое впечатление. Часто приходится слышать: «Написано плохо, но тема берет». Тема сама по себе не берет и не потрясает. Через мои руки прошло несколько рукописей — воспоминаний о 37-м годе. Авторами их были люди, знавшие о 37-м годе не понаслышке — они сами испытали все, о чем попробовали написать. Однако, в одном случае рассказ был испорчен желанием беллетризироватъ факты, а беллетризация оказывалась беспомощной и безвкусной, в другом — автора занимал только он сам, его личная судьба, и рассказанное не освещалось никакой попыткой осмыслить происходящее — и тогда рукопись напоминала заявление в прокуратуру, что также естественно и законно, но отношения к литературе не имеет. Бывало и так, что автор рукописи просто не владел словом, и тогда к сути его рассказа приходилось пробиваться через фразу, бессильную передать что бы то ни было, даже простое течение событий. И если, когда читаешь рукопись О. Адамовой, не думаешь о том, КАК она написана, значит, она написана хорошо. Да, есть фразы с двумя «который», есть неловкие обороты, но как это легко исправимо!
Эта повесть о жизни написана очень просто. О самых горьких и страшных событиях рассказано с удивительной сдержанностью и поэтому пронзительно. В главе «Казанская тюрьма» автор рассказывает о своей сокамернице, которая каждую попытку осмыслить окружающее считала «скатыванием к оппозиции».
«Однажды Мария сказала: — Если я когда-нибудь выйду отсюда, я начну жить, как будто ничего не произошло. Никогда никому не расскажу о том, что пережила и сама забуду все…
Она писала письма Сталину, где заверяла его, что она никогда не критиковала решения и действия партии.
А я не хотела не думать.
Глубокое отвращение к этому добровольному рабству, рабству мысли, охватило меня. Я буду думать и буду запоминать все. Я должна выжить и донести все, что видела, до людей. Я не могу сейчас всего понять, но я вижу, что творится злое дело.
Я буду свидетельствовать.
Это решение, созревшее во мне, наполнило новым содержанием мою жизнь. Я стала вникать в каждую повесть, которую рассказывали мне мои товарищи, запоминать все, что вижу вокруг.
Жизнь моя обрела смысл».
И вот перед нами рукопись, в которой автор рассказывает нам о многом, что видел и понял. У автора пристальный и добрый к людям глаз, чуткое ухо. «Путь» — не автобиография, это рассказ о людях, которые встретились О. Адамовой на ее нелегком пути. Недаром, многие главы названы именами людей — «Лиза», «Колмогорский», «Галя».
Судьбы, характеры, поступки. Почти полное отсутствие авторского комментария. Однако, каждая жизненная история, рассказанная на страницах «Пути», не только глубоко запечатлевается в памяти, но заставляет думать, заставляет согласиться с автором, поверить ему, что над любой бездной можно пройти, сохранив свое человеческое достоинство, что самое страшное — замкнуться в циничном эгоизме, плыть по течению, перестать думать. Есть в этой повести о жизни действующее лицо, которое вернее было бы назвать думающим лицом. Это — рассказчик. Совершенная скромность, более того: беспощадность к себе. Ни малейшей рисовки. Очень честный рассказ о своих заблуждениях и ошибках, о поступках, которые не красят — но они были — «из песни слова не выкинешь». И автор рассказывает о них, не жалея себя.
Часто можно услышать в редакции журналов и издательств:
— А следует ли это печатать? К чему растравлять незажившие раны? Зачем ворошить прошлое?
Я уверена, что печатать книги о 37-м годе и других годах, когда наша законность была грубо попрана — необходимо. Беспамятство — не лучший воспитатель. О том, что было, — забывать нельзя. И если о событиях, сыгравших такую роковую роль в жизни страны, человек рассказывает, не смакуя ужас происшедшего, а пытаясь разобраться в первопричинах трагедии — это может принести только пользу.