Путь аргоси

– На здоровье, Фериус.

Тогда что-то во мне изменилось. Ничего особенного – по крайней мере ничего грандиозного. Но теперь я имела имя, и оно что-то значило для меня.

– Дюррал?.. – начала я.

– А?

– Я не собираюсь жить с медеками.

Он снова сел на свою сторону костра и поставил миску на колени.

– Тогда что же мне с тобой делать? – спросил он.

Невероятно! Он снова меня подначивает.

Я вздохнула.

– Научи меня.

Со своим обычным нелепым и невозмутимым терпением Дюррал спросил:

– Чему тебя научить, Фериус?

Я не знаю, как мне в голову пришёл ответ. Это не было внезапным откровением или вспышкой озарения. На самом деле ответ был расплывчатым и возник скорее от усталости и истощения после пятидневных блужданий по пустыне, а вовсе не по причине моей великой мудрости. Но я думаю, он был правильным, потому что после этого Дюррал взял меня в ученицы и навсегда изменил мою жизнь.

– Научи тому, что мне нужно знать, – сказала я.

Глава 36. Арта пресис

Дерево было сто футов высотой и одиноко стояло на границе между Семью Песками и Землями Северных Племён. Всеми забытый часовой на склоне холма, где изумрудно-зелёный песок сменялся сначала грязью и кустами, а затем каменистой почвой.

Когда Дюррал сообщил мне, что это будет первая остановка в нашем путешествии, я запаниковала. Вдруг он втайне планировал перетащить меня через границу и заставить присоединиться к какому-нибудь клану беженцев-медеков? Дюррал же настаивал, что приезд сюда – единственный способ научиться путям аргоси.

– Видишь это дерево? – спросил он.

– Я стою прямо перед ним, так что да.

– Стоять перед чем-то – не то же самое, что видеть это, дитя. Смотреть – тоже не значит видеть. Теперь ты видишь дерево?

Я вздохнула. Для парня, который в основном изъяснялся как полупьяный пастух из пограничья, он определённо мог быть очень философичным.

– Я вижу дерево, – ответила я.

Он сел на холодную землю, облокотившись на одну из ног Квадлопо.

Конь был безымянным, и я постоянно приставала к Дюрралу с просьбой дать ему имя. Аргоси уверял, что лошадям нет дела до таких вещей, но я была одержима именами, поэтому в конце концов Дюррал уступил. Квадлопо казалось мне вполне звучным именем и полностью подходило коню. Оказывается, в переводе с дароменского это значит «четвероногий».

Пёс, очевидно предвидя долгий урок, убежал на вершину холма. Дюррал прикрыл глаза.

– Расскажи мне об этом дереве, – велел он.

– Дерево как дерево. О чём тут рассказывать?

– Что такое дерево?

Духи добрые и жестокие, только не это!

– Дерево – это большое растение со стволом, ветками, листьями над землёй и корнями под землёй.

– Продолжай.

– Оно… э-э… в основном коричневое?

– И?

– Оно… деревянное.

– Обворожительно. Продолжай.

Так мы говорили больше часа, и я поведала ему обо всех частях дерева. Я высказала предположение относительно его точной высоты, прикинула количество листьев на каждой ветке и объяснила их структуру. Когда с этим было покончено, Дюррал велел мне стучать костяшками пальцев по разным участкам ствола и описывать звук. Затем он приказал обнюхать всё дерево – докуда мог дотянуться мой нос. И да, он заставил меня попробовать кору на вкус.

– Доволен? – спросила я, вытирая рукавом рот, а потом лоб.

Я вспотела, и это казалось странным. Мы забрались далеко на север, тут ведь должно быть холодно. Вероятно, рассуждения об огромном дурацком дереве утомили меня.

Наконец Дюррал открыл один глаз, посмотрел на дерево и снова закрыл.

– Ты мне ничего не сказала.

– Ты что, спал? Я описала каждый дюйм чёртова де…

– И всё это я мог выяснить, просто взглянув на него сам.

Он пытается спровоцировать тебя на спор. Не позволяй ему.

Я ласково спросила:

– Ты забыл ту часть, где я нюхала и жевала кору? И вдобавок: что, по-твоему, я могу сказать такого, чего ты не видишь сам?

Он помолчал секунду. Потом ещё одну и ещё одну… Когда мне начало казаться, что Дюррал вот-вот захрапит, он спросил:

– Неужели дерево существует только сейчас?

– В каком смысле?

И снова я сдержалась, чтобы не потерять терпение. Наша сделка предполагала в числе прочего, что в качестве его тейзана – так аргоси называют учеников (хотя Дюррал считал этот перевод слова довольно тупым) – я имела право задавать любые вопросы, какие хотела. Однако любые вспышки гнева, раздражительности и возмущения должны были превращаться в нечто вроде: «Юный тейзан сообщает своему маэтри, что очень устал, больше не может сегодня впитывать его великую мудрость и хотел бы вздремнуть».

– Нет, – сказала я наконец. – Дерево существует не только сейчас.

Слова вроде «хорошо» или «молодец» в лексиконе Дюррала практически отсутствуют. Он что-то пробурчал и потребовал:

– Расскажи мне о других моментах, когда существовало это дерево.

Не видя иного способа закончить этот урок, я принялась описывать, как дерево появилось из жёлудя или какого-нибудь другого семечка… ну, или откуда берутся деревья? Я была уверена, что Дюррал меня спросит. Что я, по его мнению, должна точно знать, какое это дерево.

Он ничего такого не спросил. Просто кивком велел мне продолжать.