– Старина Дюррал забрёл в дароменский лагерь. Ни магии, ни денег, ни оружия. Даже маскировки никакой не было. Я всего лишь использовал арта валар, чтобы расхаживать по лагерю как у себя дома. И арта локвит, чтобы поговорить с солдатами – не просто на дароменском, а так, как личный инженер генерала общается с рядовыми, поставленными охранять требушет. Я применил арта пресис, наблюдая, как настоящие инженеры проверяют машину той ночью. И воспользовался арта туко, чтобы определить точное время для своего хода…
Он снова помахал спицей.
– С моей помощью они сломали свою драгоценную машину. Я поставил их в дурацкое положение перед врагом и заставил потерять столько времени и сил, что им пришлось принять условия защитников крепости.
Дюррал сунул спицу обратно в карман.
– Я всего лишь использовал таланты, которые может развить любой человек, если захочет. Если верит в себя. Если он готов отказаться от других видов силы – заклинаний, военных машин, богатства, и вместо этого научиться той магии, которая доступна нам всем.
Ещё недавно я бы высмеяла Дюррала за этот ребяческий идеализм, наивную веру в людей и самообман. Но теперь?.. Я была в восторге. Заворожена – как будто он создал свою собственную клетку разума и сунул меня в неё. В какой-то мере так оно и было.
– Мир не состоит из людей, которые сражаются честно, – сказал Дюррал, по-прежнему двигаясь извилистым путём между стенами каньона. – Те, кто хочет убить, не стоят перед тобой, сжав кулаки и ожидая, пока ты будешь готова. У них есть армии с требушетами, маги с заклинаниями, наёмные убийцы, которые прикончат тебя во сне, и ещё более злые души, которые уморят тебя голодом задолго до того, как увидят твоё лицо. Вот почему аргоси иногда вынуждены идти путём Грома.
– Покажи мне! – взмолилась я, желая узнать какой-нибудь секрет, какое-нибудь новое оружие, чтобы ударить по врагу и причинить ему такую же боль, какую всю жизнь причиняли мне. – Как сражаться с такими людьми?
– Не нужно с ними сражаться, девочка. Их нужно побеждать.
Дюррал опустился на колени, зачерпнул пригоршню земли и песка и продемонстрировал мне сжатый кулак. – Воительница всю свою жизнь отрабатывает одни и те же боевые приёмы, снова и снова. Она дерётся таким же оружием, как и её враг. Это значит, что она непременно погибнет, поскольку однажды обязательно встретит противника, который сильнее её. Или быстрее.
Он разжал кулак. В темноте я разглядела крошечные гранулы, скользящие между его пальцев.
– Для аргоси каждая битва уникальна, каждая подобна песчинке в пустыне. Если хочешь победить, ты должна понять, что отличает данный конкретный бой от всех остальных. Никогда не отдавай предпочтение каким-то проверенным средствам атаки. Вместо этого в каждом случае ищи единственный путь, ведущий к победе.
Последние песчинки высыпались на землю.
– Ты видишь здесь путь к победе, девочка?
Темница разума… Наши умы. Их умы. Это больше не имело значения.
Пусть мы были по одну сторону решётки, а наши тюремщики – по другую, всё равно нас окружали одни и те же холодные стены, один и тот же тёмный и сырой мир, который сокрушал душу и разбивал сердце. В таком мире узник свободен от сомнений, потому что у него отняли выбор. Он может орать и вопить, но никогда не разогнёт железные прутья, держащие его в плену. А тюремщик? Тюремщик может уйти и должен использовать всю свою силу воли, чтобы не убежать, когда крики грозят утопить их в страдании.
– Я начну, – сказала я.
– Ты уверена, девочка?
Я кивнула.
– Я могу сделать им ещё больнее.
Он улыбнулся со знакомой печалью в глазах.
– Да, ты можешь.
Магия – это умение человека контролировать фундаментальные энергии при помощи воли и разума, которые опираются на концентрацию. Маги проводят всё детство, учась сосредотачиваться, представлять, чего они хотят от заклинания, и управлять им при помощи эзотерической геометрии. Способность концентрироваться делает их сильными. Джен-теп подобны мечу с таким острым лезвием, что он способен разрубить камень. Но, как доказал Дюррал, этот меч рубит в обе стороны. Заклятие шёлка связывает разум жертвы с разумом мага. Создав для нас воображаемый мир, маги стали уязвимыми для того, что чувствовали мы.
– Начинай, девочка, – мягко сказал Дюррал.
Трудно заново переживать худшие моменты своей жизни. Но в следующие часы, идя в темноте следом за Дюрралом по его извилистой тропе, я делала именно это. Пробуждала печаль и отчаяние.