Путь бесчестья

— Что, сидишь? Скучаешь? Понимаешь, брат, я не виноват в том, что тебя посадили на цепь. Я видел в другом мире свободнолетающего дракона. Но что поделать, — не мы выбираем свою судьбу. Говорят, что ты любишь самок, колбасу и сметану. Знаешь, я не могу заставить тебя лететь быстрее, чем я того заслуживаю, но я смогу тебе пообещать — лучшую самку этого королевства, горшок сметаны и гору копченых колбасок — это уж точно. Я бы хотел дать тебе свободу, но это уже не в моей власти.

Дракон внимательно смотрел мне в рот, словно слова мои были золотом. Воистину, не каждый оратор имеет такой успех. Потом, упал на передние лапы и забил хвостом.

— Ты меня понял?! — обрадовался я, — Дракоша!

Я потрепал его мягкое ухо и почесал за ним. У этой породы были мягкие уши, а дальше начинался твердый панцирь и поэтому они очень любили, когда им чешут за ухом.

В день состязаний поднялся сильный ветер. Оделия была не в духе, она запрыгнула на своего дракона и треснула его модным каблучком в бок.

— Эй, проснись, хотя я тебя понимаю! Лучше бы я сейчас спала в своей пуховой постели. Бессмысленное соревнование, навязанное мне, какая глупость! Арманд! — крикнула она, — почему ты не удержал меня от этой глупости?

Арманд, молча, ей поклонился и я подумал, что он уже давно понял бессмысленность попыток по удерживанию ее от глупостей.

Огненно-красный дракон Оделии оправдывал свое прозвище — Беспощадный, его глаза горели бешенством и злобой. Мыселнно я посочувствовал Быстрому… и себе. Я тоже оседлал дракона. Сбоку к его упряжи крепилось ведро.

— Итак, все готовы? — спросил Арманд. Он обошел наших драконов и проверил все крепления, а еще заглянул в пасти к животным и только после этого взмахнул красным флажком.

Мы понеслись. Первой была вершина Ведьмина горка. У нее был не один пик, а несколько, и они торчали как щетка, поэтому круги пришлось делать большие, я пока не отставал. Быстрый выспался, — и был полон сил.

Арманд сказал накануне, что драконы наши равны по силе и скорости.

— Она сочла бы ниже своего достоинства лететь на лучшем драконе. Здесь все дело в искусстве управителя.

После 10 полетов вокруг Ведьминой горки у меня зашумело в ушах, и закружилась голова. Я старался смотреть в одну точку в гребень дракона.

Далее последовал Кадык колдуна — острый пик, при виде которого у меня сердце сжалось, и на бешеной скорости мы облетели его.

После пятой вершины у меня перестала кружиться голова, я сосредоточился и стал мыслить хладнокровно — моя сногсшибательная соперница меня обгоняла.

— Самка! Сметана! Колбаса! — заорал я в отчаянии, хватаясь как утопающий за соломинку за свой призыв к низменным инстинктам моего дракона, и, как мне показалось, это подействовало: Дракоша полетел быстрее.

Я настиг ее только на седьмой вершине, мы выровнялись. Но тут она стала вытворять нечто нехорошее. Она намеренно старалась сбить моего Дракошу, налетала на нас, толкала и вообще! Быстрый обиженно зарычал.

— Ах, ты чертовка!

Настала очередь ущелья.

Спикировав на его дно, я спрыгнул с Быстрого и побежал к каменистой реке, а она посадила своего дракона в реку и зачерпывала воду прямо оттуда. Она летит с полным ведром, а я еще только бегу к дракоше.

Но что-то у нее не заладилось: то ли ее дракон в реке повредил лапу на камнях, или еще что, но он вдруг взбрыкнул, и ведро сорвалось из ее рук и с грохотом полетело в ущелье.

А я уже поднимался!

Донеслась ее ругань. И вот, она спускается вниз и, налету поравнявшись со мной, сшибает меня с моим ведром. Я расплескиваю больше половины, и мне вновь приходится спускаться.

Оделия чувствует, что ей грозит поражение и рвется что есть силы. Она готова жизнь отдать, но завоевать победу — любой ценой.

Мы снова набираем ведра в стороне друг от друга, снова взмываем в небо, держась на расстоянии: сейчас все дело в скорости.

— Самка, сметана и колбаса! — снова ору я, что есть мочи, и Быстрый делает рывок. Мы прилетаем первыми — на два или три мгновения.

Она в бешенстве соскакивает с дракона и бьет его с досады каблуком. Неудивительно, что у него такие злые глаза — такое отношение кого угодно доведет до бешенства.

— Гадство! Гадство! Это обман! Он не мог выиграть! — она бьет себя по бедрам, топает ногами, плюется, лицо ее, искаженное ненавистью, перестало быть красивым и только один Арманд понимает, чего ей стоит это унижение.

— Я хочу реванша! Через час мы летим вновь!

— Оделия, опомнись! — говорит ей Арманд, — это невозможно: вы оба разобьетесь, ваши драконы устали.

— Ты обманул меня! Ты сказал, что ты не опытен! Я тебе поддалась! — набросилась она на меня.

— Послушай, Оделия, — пытается ее успокоить Арманд.

— Это заговор?! — орет она, — ты с ними в сговоре? Хочешь убрать меня и стать лучшим?! Она бьет его кулаками в грудь, а он хватает ее и прижимает к себе как дикую кошку.

— Дура! Я тебя люблю, я все победы готов отдать тебе, дорогая.

— Что? — она вдруг замолкает, и сквозь слезы и сопли смотрит на невозмутимого Арманда, которого все это время считала своим соперником.

— Какой темперамент! — восхищенно говорит Задира.