На трибуне уже стоял представитель «Астерры», один из вице-президентов, что ли. Он предсказуемо говорил о благодарности за доверие, социальной и экологической ответственности, чем-то там еще, Берт не слушал. Он трепался с лейтенантом Винком о разных мелочах. Об инфляции, например. Лейтенант Винк приводил самые различные цифры для сравнения: овощи, к примеру. За последние пять лет выросли в цене на двадцать процентов. Что характерно, вырос и процент импортированных.
– Сюда – импортировать овощи. Решение разумнейшее из разумных, ничего не скажу, – говорил он. – Просто удивительно, насколько разумны местные чинуши в отношении собственного кошелька.
– А что местные фермеры?
Лейтенант Винк помолчал.
– Они пытались организовывать протесты. Пару лет назад об этом можно было узнать в инфосетях, – глухо ответил он.
Берт помолчал и осторожно спросил:
– А теперь?
– Организация протестов подразумевает некислую подготовку. Нужно не просто сообщить, что там и там организуется протест, нужно убедить, что в нем нужно участвовать. Но даже тогда не факт, что народ согласится участвовать. Мнится мне, кое-кто из кое-каких не очень публичных подразделений армии безопасности провел немало времени за определенными мероприятиями.
Берт хмыкнул.
– Да я не против. – После паузы продолжил лейтенант Винк. – Я из этих, пацифистов. Худой мир лучше доброй ссоры, и так далее. Тем более банки согласились выделить энные суммы на кредиты фермерам. Чтобы, значит, сбить цены на местную продукцию, сделать ее более рентабельной в сравнении с азиатской, к примеру.
– Я согласен насчет худого мира. Мне довелось принимать участие в некоторых мероприятиях. Я работал в европейской Лиге, – пояснил Берт.
Лейтенант Винк удивился:
– И больше не работаете?
Берт изобразил задумчивое лицо, а сам прикидывал: говорить правду, разумеется, в облагороженном варианте, – или представить себя высокоэтичным существом? Решил рискнуть:
– Идея, которая привлекла меня в миссии, была величественна. Как всегда, подкачала реализация. И кроме того, для того, чтобы быть в состоянии делать что-то значительное, нужно не шесть-восемь недель здесь проводить, и даже не полгода, а значительно больше.
– Вы действительно хотите что-то изменить здесь? – развеселился лейтенант Винк.
– Нет, помилуйте. Я не такой и дурак. Повлиять – да. Не на ситуацию. Хотя бы на совсем маленькую группу людей, к примеру.
В ответ он получил задумчивый, испытующий взгляд Винка.
– Не разглядел в вас идеалиста, прошу прощения.
Берт не удержался – рассмеялся.
– Бросьте. Был бы я идеалистом, сражался бы в каком-нибудь повстанческом движении.
Лейтенант Винк сцепил руки за спиной, качнулся с пятки на носок.
– Прошу прощения. Во мне говорит мой опыт. Но если бы вы решили присоединиться к какому-нибудь повстанческому движению, это едва ли бы был идеализм. Скорее какой-нибудь из пороков психики, или смертных грехов. О которых, кстати, сейчас провещает нам милейший епископ преторийский.
Лейтенант уставился на сцену. Берт покосился на него: парень стоял, плотно сжав челюсти, не мигая, глядел на сцену. Кажется, он был самую малость взбешен.
– Боюсь, это говорил во мне невытравленный до конца идеализм. Мы, европейцы, всегда соотносим революционность идей с чем-то возвышенным. Это, я так полагаю, цивилизационно обусловленный феномен.
Лейтенант Винк удостоил его недовольным взглядом.
– Революции в Европе случаются исключительно редко и… – Берт задумался, подбирая слова, – имеют под собой очень серьезную идеологическую базу. Как правило. Им предшествуют годы и десятилетия прямой и косвенной подготовки. И за этим действительно стоят возвышенные цели.
Лейтенант Винк пожал плечами.
– Разумеется, эти установки не самым лучшим образом вписываются в местные реалии. Так что приношу свои извинения за неумышленное введение в заблуждение. – Продолжил Берт.
– Идеалистов в вашем, европейском духе, хватает и здесь, – буркнул лейтенант Винк.
– И что с ними становится через пару лет? К примеру.
– Если они остаются в живых? – лейтенант посмотрел на Берта. Тот неопределенно пожал плечами. – Такое случается крайне редко. Я почти уверен, что это невозможно.
Неожиданно он выпрямился, вытянул руки по швам, почтительно склонил голову. Берт быстро глянул на сцену: как по-писаному, этот епископ, чье имя он не удосужился запомнить, молился за «Астерру», провинцию и страну. И вид у него был такой благочестивый, такой красноречиво одухотворенный, что Берт не удержался и начал прикидывать, во сколько его услуги обходятся той же «Астерре». По всему выходило, одухотворение могло купить святому отцу очень солидный дом в очень престижном районе какой-нибудь благоустроенной и безопасной столицы.