Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

— Отличное, — подтвердил тот. — Совершенно не люкс, милая, но очаровательное. Берт ужасно загорел, говорит на не менее ужасном испанском, приятельствует с тамошними ремесленниками, преподает английский, где только можно, и непоправимо счастлив.

— Я обожаю твои комментарии, милый, — засмеялась Илария. — Тебе определенно нужно завести собственную колонку со сплетнями.

— Ах, я не думаю, что смогу выжить в том гадюшнике, в котором вы чувствуете себя как дома, милые, — заухмылялся Горрен.

Илария глухо застонала. Альба захохотала.

— Именно поэтому и нужно, — подтвердила она.

Горрен самодовольно пожал плечами. Мол, он подумает и, возможно, снизойдет и до этого.

И немного новостей: очередное заседание очередного комитета. Снова слушания в Лиге, и Альба рассчитывала кое-чего добиться для своего фонда. Илария на чем свет стоит ругала неповоротливость бюрократов: дети вырастают, обзаводятся собственными, а их случаи все еще не рассматриваются. Они думали об усыновлении или удочерении, и кляли местное законодательство еще и по этому поводу. Горрен обещал поговорить кое с кем, возможно, поможет, они смотрели на него с отчаянной надеждой, затем рассыпались в благодарностях, великодушно не обращая внимания на ехидные слова Горрена: «хотя я не понимаю, зачем вам эта морока, когда у вас уже под пятнадцать тысяч подопечных, девяносто процентов которых охотно зовут вас мамами». Снова рассказывали: Амор Даг — «твой очень дальний родственник, милый», и многозначительно поднятые брови, на что Горрен только морщился — был в Ватикане: приглашен туда в качестве свидетеля — кардинальский совет рассматривал злоупотребления местных кардиналов, попытки узурпации власти, содействие попытке государственного переворота, и много чего еще. «Это не добавило ему популярности среди тех суровых отцов, — печально признала Илария, — очень даже наоборот. Теперь чтобы вернуть себе право служить, Амору понадобится не одно чудо».

Горрен только качал головой.

— Сколько еще чудес нужно совершить этому блаженному? — спросил он.

— Милый, банальности вроде десятков спасенных детей не в счет. — Альба только плечами пожала. — И тысячи благодарностей на его странице на нашем форуме. А вот шепотки, что из-за него отправили в тюрьму нескольких епископов Центральной Африки — еще как. Рука руку моет, сам понимаешь. Кстати, я не понимаю твоего категорического нежелания знакомиться с ним. Он невероятно приятный человек.

— Он – Даг, Альба, — очень спокойно — и непреклонно — сказал Горррен. — И у меня аллергия на все, что связано с нашим именем. У нас гнилая кровь, милая. Хотя нет, просто протухшая. Исключения всего лишь подтверждают правило.

Альба потянулась и похлопала его по руке.

— Жаль, — печально улыбнулась она.

— Хотя мне что-то кажется, — вмешалась Илария, — что Амор тоже думает как-то похоже. Насчет крови, в смысле, не насчет нежелания знакомиться с тобой.

— Как бы там ни было, я очень благодарен ему, что он не сбивается с ног, чтобы втереться мне в знакомые.

Амор знал о своем однофамильце — дальнем родственнике — Горрене Даге: Работать с Альбой Франк и избегать упоминания о нем было не очень легко. Его самого нисколько не заботила фамилия Горрена, ни родство. Амор не обращал внимания на такие мелочи. Тем более забот у него хватало. Он, бедняга, рад был вернуться в свою деревушку, избавившись от людских толп, бесконечной суеты, бесчисленных дел, но не получалось. Он не рассчитывал на разрешение служить: судьба словно насмехалась над ним, снова и снова заставляя противостоять епископам. С таким багажом на снисхождение кардинальского совета можно было не рассчитывать. Приходилось заниматься иными делами: Альба категорически не желала отпускать его, где приказом, где мольбой втягивая в еще один проект, навешивая на него еще одну обязанность. Амор занимался душепопечением, вел блоги, время от времени выступал на благотворительных мероприятиях, конференциях и съездах. Альба отправляла его туда, где намеревалась открыть филиал своей миссии: она отлично знала, как умиротворяюще, располагающе Амор действовал на самых убежденных противников, что иногда достаточно было заговорить о нем, и собеседник расплывался в улыбке — «Амор Даг, конечно! У меня есть знакомый, а у него брат, а у брата жена, а у нее племянница, и она учится с девочкой, которую крестил отец Амор. Благословенный человек, благословенный!» Амор только уныло стонал и пытался заткнуть уши, когда слышал такие вещи. Глухо огрызался, когда подшучивать над ним брался Яспер. «И ты, Брут», — бормотал Амор и пытался сбежать. «Ах, дай мне прикоснуться к твоей благодати, неужели она не исцелит язвы моей души!» — веселился Яспер и обнимал его. «У тебя странное представление о душе, брате», — огрызался Амор, но не вырывался. Усмехался вполне добродушно. Тихо радовался — они вместе, у Яспера отличное настроение, они свернут друг для друга горы.