Путь домой

Так мы с ней поменялись ролями. Большой Киске удавалось добывать дичь по ночам – не каждую ночь, но все же достаточно часто, чтобы мы с ней не голодали. Мы ели оленей и лосей, которых она закапывала в снег, или кроликов и других мелких животных, которых она приносила в наше логово.

Чутье подсказывало мне, что Большая Киска охотится не на открытой местности, а там, где есть лес, или же там, где благодаря ветру и солнцу снег в основном сошел. Приходя вслед за ней в такие места, я чувствовала себя так свободно, как будто Лукас только что спустил меня с поводка. Среди деревьев снежный покров в разных местах имел разную высоту, и я вскоре научилась находить участки, где он был наименее толстым и где я могла передвигаться бегом. Часто Большая Киска передвигалась по лесу, грациозно и неторопливо ступая по стволам упавших деревьев, чего я делать не могла. И она, конечно же, всячески сопротивлялась всем моим попыткам заставить ее пройти хоть сколько-нибудь значительное расстояние днем. Я никак не могла взять в толк, почему ей хочется тратить все силы в темное время суток, когда ничего нельзя разглядеть.

Мы почти не продвигались в том направлении, где, как я знала, лежал мой дом. Охотясь, Большая Киска уводила нас обеих туда, где она могла найти дичь, и обычно это было совсем не в той стороне, в которую хотела двигаться я. Часто мы с ней шли по пахучему следу оленя, где снег был утоптан его копытами, так что двигаться по нему мне было легче – но, идя по этому следу, мы петляли без цели, все дальше отходя от тропы, ведущей к Лукасу. Я тосковала по нему, жаждала почувствовать прикосновение его рук, хотела снова услышать, как он говорит мне «Хорошая собака». Хотела «Крохотный Кусочек Сыра». Я испытывала такую жгучую потребность в моем человеке, что даже не могла спать.

Чаще всего мы шли по склонам. Иногда я чуяла доносящиеся снизу запахи людей, машин, дыма и еды. Возможно, там был город или же просто группа людей, сидящих вокруг костра. Если идти под гору, там можно будет найти людей. Если идти в гору, то оттуда до меня доносились только чистые дикие запахи скал и льда. Большая Киска всегда выбирала тот путь, который вел в гору, и я всегда следовала за ней.

Я чувствовала особенно сильную досаду, когда чуяла наши собственные запахи и понимала, что один раз мы здесь уже прошли. Мы с Большой Киской пересекали наш собственный след, просто ища дичь, даже если это означало, что мы бродим по одним и тем же местам.

По какой-то непонятной причине во время бурь ей было еще легче добывать дичь. Однажды, наевшись, я захотела разведать местность, которая находилась высоко на горе, где деревьев было мало, а склон, насколько хватало глаз, круто уходил вниз. Большая Киска вернулась в наше логово, чтобы проспать весь день, я же двинулась по нетронутому снегу, стараясь держаться среди деревьев, полная решимости доказать, что при благоприятных условиях я могу охотиться не хуже Большой Киски.

И вдруг я замерла – в холодном воздухе витал еле уловимый запах собаки.

Я без колебаний направилась туда, откуда он доносился, несмотря на то что для этого нужно было подняться еще выше. Поначалу запах собаки был едва различим, но я продолжала держать курс на него и вскоре, принюхавшись, уловила и другие запахи – запахи людей.

Это меня насторожило. Я давно уже не видела никого из людей, последний раз они встречались мне еще до того, как выпал снег. Из-за опаски, с которой Большая Киска относилась даже к самому легкому намеку на близость людей, у меня появилось чувство, что мне не стоит к ним приближаться, и это чувство еще усилилось из-за того, что даже приятные люди, дававшие мне еду, всегда хотели повести меня не туда, где был Лукас, а в противоположную сторону.

Но чтобы увидеть эту собаку, мне придется приблизиться к человеку; запахи их обоих доносились до меня откуда-то сверху. Я чуяла запахи и двух других людей, это тоже были мужчины, и они находились в стороне от того, которого сопровождала собака.

Выйдя из-за деревьев и посмотрев вверх, я увидела белый склон, круто уходящий в небо. Далеко-далеко на нем под самым скалистым гребнем, который венчал этот холм, по снегу пробирались собака и человек. На вершине этого гребня высилась массивная снежная стена, тяжело нависавшая над холмом. На ногах у мужчины были очень длинные ботинки, в руках он держал палки, и по запаху я определила, что собака, голова которой доходила мужчине до пояса, – это самец. Я не знала, зачем человеку надо было уводить свою собаку так высоко в гору, но люди всегда главнее собак, и я была уверена, что этот далекий самец чувствует себя счастливым – это чувствовалось по тому, как он бежал: весело и вприпрыжку.

– Эй! Стойте! – крикнул кто-то. Вздрогнув от неожиданности, я повернула голову в другую сторону, туда, где не было скального гребня, а виднелась только вершина невысокой пологой горы. Двое других мужчин, до которых было так далеко, что они казались совсем маленькими, держали руки у ртов.

– Уходите оттуда! – крикнул один из них.

– Там опасно! – крикнул второй.

– Вы в лавиноопасной зоне!