Следует также учесть, что опыт Дзэн носит характер скорее вывода, чем посылки.
Он никак не может служить первым шагом для создания этической или
метафизической системы, ибо выводы скорее ведут к нему, чем вытекают из него.
Подобно “Блаженному Видению” в христианстве, это есть “которое того которого, у которого уже нет которого” — подлинный конец, а не средство для достижения
какого-то иного конца. Философам трудно согласиться с тем, что процесс
мышления, как и варка яйца, не может продолжаться до бесконечности. Пытаться
свести опыт Дзэн в формулу “все есть Дао”, а затем начать ее анализировать и
делать из нее выводы — значит совершенно не понимать Дзэн. Как распятие
218
Христа — это “соблазн для иудеев (моралистов) и безумие для эллинов
(рационалистов)”. Сказать, что “все есть Дао” — значит почти выразить суть, но
в тот самый миг, когда кажется, что ее уже постигаешь, слова вдруг рушатся и
откровение превращается в околесицу. Ведь здесь мы находимся у самой границы
слов, и они лопаются, как мыльные пузыри, потому что указывают на нечто, находящееся вне их, а здесь нет ничего “вне”.
Из опыта, что “все вещи принадлежат единой “Таковости”, нельзя делать посылку
для создания этической системы всеобщего братства. И Дзэн далек от этой
ошибки; Юань-у, например, говорит прямо противоположное: Если ты настоящий мужчина, ты можешь свободно угнать вола у крестьянина или
отнять пищу у голодного. [8-3].
Это только значит, что Дзэн начинается по ту сторону моральной позиции, санкции которой черпаются не из самой реальности, а из взаимного соглашения
человеческих существ. Ведь при попытке их универсализировать или
абсолютизировать, с точки зрения морали оказывается невозможным само
существование: мы не можем прожить и дня без того, чтобы не погубить жизнь
других существ.
Если считать, что Дзэн играет ту же роль, что на Западе — религия, естественно
возникает желание проследить логическую связь между центральным переживанием и
прогрессом в человеческих отношениях. Но это как раз и значит ставить телегу
впереди лошади. Куда вернее считать, что подобного рода опыт или образ жизни
является целью высокоразвитых челове 219
ческих отношений. В культуре Дальнего Востока проблемы человеческих
взаимоотношений являются областью скорее конфуцианства, чем Дзэн, но начиная с
династии Сун, Дзэн последовательно поддерживал конфуцианство и в Японии был
основной силой, внедрявшей в жизнь его принципы. Это было в интересах Дзэн, ибо он стремился к созданию культурной матрицы такого типа, где он мог бы
процветать, не вступая в конфликт с социальным порядком. А конфуцианская
этика, не претендуя на божественный или абсолютный характер, открыто
провозглашала себя человеческой и относительной.
Хотя по существу Дзэн глубоко “непоследователен”,— его опыт дает последствия в
том смысле, что может с пользой применяться в любой из возможных сфер
человеческой деятельности. И где бы он не применялся, он на всем оставляет
свой безошибочный след. Характерные признаки спонтанного поведения ощущаются и
в мо-чжи-чю — “иди вперед, не колеблясь”, и в у-вей, которое здесь можно
перевести как “бесцельность”, и в у-ши — т.е. отсутствия притворства, или
простоте.
Хотя Дзэн не предписывает действиям никакой определенной направленности, так
как не имеет ни цели, ни мотивов, он, не колеблясь, обращается к тому делу, которое возникает перед ним как необходимое. Сознание, функционирующее без
затора, без колебаний между альтернативами, называется мо-чжи-чю, и в обучении
Дзэн много места занимают упражнения, когда ученика ставят перед дилеммой, которую он должен решить, не застревая на обдумывании и “выборе”. Его реакция
на ситуацию должна быть мгновенной — и следовать за вызовом, как звук за
хлопком ладоней, как искра за ударом кремня. Ученик, не привыкший к такой
реакции, сначала теряется,
220
но со временем, уверовав в свое “изначальный” или спонтанный ум, он начинает
реагировать легко и мгновенно, да и сами его ответы становятся на редкость
меткими. С ним происходит то же, что бывает у профессиональных клоунов, мгновенно импровизирующих остроты в ответ на любую ситуацию.
Беседа наставника с учеником может начаться с вопросов о простейших вещах, и
ученик будет отвечать на них самым естественным образом. Но вдруг учитель
спросит: “Когда из ванной вода уходит в водосток, она течет по часовой стрелке
или против?” И если ученик остановится, пораженный этим вопросом, и начнет
припоминать, как же это происходит, наставник крикнет: “Не думай! Действуй!
Вот так!”— и покажет рукой в воздухе. Или же, — что менее эффективно — он
скажет: “До сих пор ты отвечал на вопросы вполне свободно и легко, почему
сейчас ты в затруднении?”
Ученик тоже может “поймать” учителя, и можно себе представить, как в прежние
времена, когда обучение Дзэн еще не приняло столь официального характера, члены дзэнской общины забавлялись, расставляя друг другу ловушки. До некоторой
степени эти отношения сохранились и в наши дни, хотя теперь сандзэн, т. е.
беседа, в которой задается коан и получается на него ответ, происходит в