Нет нужды в надуманной дисциплине.
Ведь куда бы я ни шел, я проявляю вечный Путь.
Как парадоксально это ни звучит, но нет ничего искусственней, чем понятие
искусственности. Как ни старайся, сопротивляться спонтанному Дао так же
невозможно, как жить в каком-то ином времени, чем “сейчас”, или в каком-то
ином месте, чем “здесь”. Когда один монах спросил Банкея, что он думает о
самовоспитании как о средстве достижения сатори, наставник ответил: “Сатори
противостоит заблуждению. Так как каждый человек представляет собой субстанцию
Будды, — (в действительности) нет ни единой точки заблуждений. Чего же в таком
случае можно достичь путем camopu?”**
Человек, который понял, что невозможно отступить от Дао, становится
беззаботным, подобно герою стихотворения Сюань-чэ, который: Не бежит ложных мыслей и не стремится к истинным, Ибо неведение и есть природа Будды,
А это призрачное, непостоянное, пустое тело и есть Дхармакайя. [21]
Человек перестает стараться быть естествен ___________
* Bankei Kokushi Seppo. Прочитано автору профессором Хасегавой.
216
ным, когда понимает, что в этом нет нужды, — и тогда в неожиданный момент эта
естественность приходит сама собой. Наставники Дзэн часто вызывают это
состояние с помощью особого приема: не отвечая на вопрос ученика, они ждут, пока тот отвернется, и когда он уже готов уйти, вдруг Окликают его по имени; он, естественно, оборачивается: “Да?” — а учитель восклицает: “Вот оно!” Западному читателю может показаться, что все это — нечто вроде пантеизма, попытки снять противоречия с помощью утверждения, что “все есть Бог”. Но с
точки зрения Дзэн такой подход как раз и далек от подлинной естественности, ибо нуждается в специально созданной теории — “все есть Бог” или “все есть
Дао”. Дзэн упраздняет эту искусственную теорию, показывая, что она так же
излишня, как и все прочее. Человек не достигнет спонтанной жизни тем, что
будет повторять какие-то мысли и утверждения. Он достигнет ее, когда осознает, что все эти способы ни к чему. Все средства и способы реализации Дао Дзэн
называет “ногами змеи” — т. е. совершенно лишними приспособлениями.
Строгому рационалисту, конечно, может показаться, что вывод, к которому мы
пришли, есть чистый абсурд, — что отчасти и верно. С буддийской точки зрения
реальность как таковая не обладает смыслом, ибо не является знаком, указывающим на нечто вне себя. Соприкоснуться с реальностью — с “таковостью” — значит выйти за рамки кармы, за рамки последовательного действия, и вступить в
жизнь, лишенную какой бы то ни было цели. Но для Дзэн и для даосизма это и
есть подлинная жизнь вселенной, каждое ее мгновение самодостаточно и не
нуждается в том, чтобы оправдываться какой-то внешней целью.
217
Выражаясь словами из Дзэнрина:
У тебя есть сомнения — просто смотри на сентябрь, взгляни на октябрь!
Эти желтые листья, падающие, падающие и покрывающие гору и реку.
Видящий это подобен двум друзьям из другого двустишия Дзэнрина: Как встретятся, все смеются и смеются,— О, эта роща, как много опавших листьев!
Для даосского умонастроения в жизни бесцельной, пустой — нет ничего
угнетающего. Напротив, она созвучна свободе облаков и горных ручьев, бродящих
повсюду, цветам в недоступных ущельях, красоту которых никто не видит, и
океанскому прибою, вечно омывающему прибрежный песок.