Путь Дзэн

неизбежный порок изучения философии Азии в рамках западной школы, с помощью

слов, и только. В действительности слово становится средством общения лишь в

том случае, когда собеседники опираются на похожие переживания.

Было бы преувеличением считать, что такой богатый и тонкий язык, как

английский, не способен передать китайскую мысль. Напротив, английский язык

может выразить много больше, чем полагают некоторые китайские и японские

приверженцы Дзэн или даосизма, познания которых в английском оставляют желать

лучшего.

25

Препятствием является не столько сам язык, сколько те клише мышления, которые

до сих пор представляются европейцам неотъемлемым признаком академического и

научного подхода к явлениям. Именно эти клише, совершенно не пригодные для

таких явлений, как даосизм и Дзэн, создают впечатление, что “восточный склад

ума” представляет собой нечто мистическое, иррациональное и непостижимое. Не

стоит также полагать, что всё это чисто китайские или японские материи, которые не имеют точек соприкосновения с нашей культурой. Хотя и верно то, что

ни одна “официальная” ветвь западной науки или идеологии не совпадает с путем

освобождения, но замечательное исследование Р.Х. Блиса “Дзэн в английской

литературе” уже убедительно показало, что основные прозрения Дзэн носят

универсальный характер.

Причина, по которой Дзэн и даосизм представляют на первый взгляд загадку для

европейского ума, заключается в ограниченности нашего представления о

человеческом познании. Мы считаем знанием лишь то, что даос назвал бы

условным, конвенциональным знанием: мы не чувствуем, что знаем нечто, до тех

пор, пока не можем определить это в словах или в какой-нибудь другой

традиционной знаковой системе, — например, в математических или музыкальных

символах. Такое знание называется конвенциональным, условным, потому что оно

является предметом общественного соглашения (конвенции), договоренности

относительно средств общения. Как люди, разговаривающие на одном и том же

языке, имеют молчаливую договоренность о том, какое слово обозначает какой

предмет, точно так же члены любого общества и любой культуры объединяются

узами общения, основанными на

26

разного рода соглашениях относительно классификации и оценки предметов и

действий.

Поэтому, например, задача воспитания состоит в том, чтобы приспособить детей к

жизни в обществе, внушив им необходимость изучать и воспринимать коды этого

общества, условности и правила общения, которыми оно скрепляется. Таким кодом

является, во-первых, язык, на котором говорят его члены. Ребенка учат, что

“дерево”, а не “бумум” является условным знаком для этого (указывают на

предмет). Нетрудно понять, что называние “этого” словом “дерево”,— вопрос

условности, соглашения. Менее очевидно, что соглашение предопределяет также

очертание того предмета, к которому привязано данное слово. Ведь ребенка учат

не только тому, какое слово обозначает какой предмет, но и тому способу, которым его культура молчаливо условилась различать .предметы в пределах

нашего каждодневного опыта. Так, научная конвенция определяет, является ли

угорь рыбой или змеей, а грамматическая конвенция устанавливает, что из нашего

опыта следует называть предметами, а что — действиями или событиями. Насколько

условны эти конвенции, видно, например, из такого вопроса: “Что происходит с

моим кулаком [существительное-предмет], когда я открываю ладонь?” Здесь

предмет чудесным образом исчезает, потому что действие было замаскировано