Глядел и облизывался в предвкушении.
Инстинктивный ужас, бессмысленная попытка к бегству, жуткая беспомощность, паника… Никогда до этого принцессе не приходилось быть добычей и жертвой.
А потом они – принц и чужак разом – поцеловали Тэруко.
Ее первый поцелуй. Жгучий, пьянящий, жаркий. Развратные прикосновения, от которых до сих пор горит все тело, странная слабость и тянущее возбуждение внизу живота. Впервые в жизни Тэруко так сильно и ярко ощутила плотское желание, о котором раньше только читала в запретных романах. Бесстыжие горячие поцелуи, бесцеремонные, но такие искушающие ласки…
И даже беспомощность была сладкой, словно снимала с девушки вину за удовольствие. О, как силен был соблазн уступить, сдаться! Отдаться полностью, растаять в объятиях этого мужчины. Тэруко ведь не виновата, она не хотела, он заставил…
Что заставило ее сопротивляться до последнего, вопреки не только его, но и своему желанию? Упрямство? Страх? Гордость? Принцесса Оясимы не какая-нибудь служанка, которую можно по-быстрому зажать в углу и отыметь!
Что же она наделала?
Сама уничтожила все. Навсегда лишила себя надежды на счастье и уважение человека, которого любит.
Любит?
Нет смысла врать самой себе. Если это не любовь, то почему тогда так горит и болит внутри? Почему отчаяние так беспросветно, почему хочется завыть раненой волчицей?
Ничего не вернуть. Не поправить. Никогда.
Сама все испортила!
Звук гонга со двора – знак смены караула – привел ее в чувство. Тэруко выдохнула сквозь зубы, гася рыдания.
Надо встать! Подобрать сопли, одеться, уйти.
Позже. Она оплачет свою несостоявшуюся любовь позже. Там, где никто не увидит.
Девушка еще раз тихонько всхлипнула и начала одеваться.
Глава 16
Свобода
– Именем сёгуна, стойте!
Засада поджидала в трех часах пути, в распадке меж двух пологих холмов. Десяток самураев в легком обмундировании перегородили дорогу. Командир и двое солдат впереди, и еще семь воинов за их спинами.
Волей-неволей пришлось остановиться.
– Она, – палец командира уперся в девушку, – пойдет с нами.
Старик гордо вскинул голову и опустил ладонь на рукоять меча.
– Нет, – обронил он.
– Уйди, отец. Разве тебе нужны проблемы?
Мужчина, не оборачиваясь, бросил за спину «беги!», обнажил меч и шагнул вперед. Он знал, что не выстоит в одиночку против десятерых. Когда-то давно мог бы. Тогда кои Комацу был молод, командовал двумя сотнями воинов. За отчаянную смелость и неумение отступать другие самураи прозвали его Черным Вепрем. Годы согнули кои Комацу, лишили былой стремительности, сделали слабым.
Но даже годы не научили его отступать.
Приказ молодой госпожи – любой ценой спасти и защитить от сёгуна фрейлину. Кои Комацу знал: ему не победить в этом бою. Но если он сможет продержаться достаточно долго, девушка успеет убежать.
Они ударили втроем одновременно. Он пригнулся, уходя от одного удара, отбил другой и третий одним слитным движением.
Еще тлеют угли в очаге! Черному Вепрю есть чему поучить молодежь!
– Уйди, старик, – раздраженно повторил командир.
Вместо ответа противник обрушился на него с яростной атакой, и командир с удивлением понял, что еще немного – и этот трухлявый пень, из которого разве что песок не сыплется, заставит его отступить.
– К оружию! – возмущенно заорал командир.
Солдаты отработанным движением обнажили мечи. Кои Комацу рассмеялся дребезжащим старческим смехом, отбивая одновременную атаку десятка клинков. Умереть в бою, исполняя приказ своего господина, – лучшая из возможных смертей для самурая.
Несколько мгновений происходило невероятное. Одинокий старик, без доспехов, вооруженный только катаной, держал оборону против отряда из десятка молодых мужчин в полном обмундировании. Раз за разом их мечи опускались, но встречали пустоту или тела своих же товарищей. Проклятый дед ускользал, словно был не человеком из плоти и крови, но духом. Над местом боя повисли звон мечей, возмущенные крики и стоны боли.
А над ухом внезапно раздался пронзительный слаженный свист, и солдаты вокруг старика рухнули, словно невидимый жнец взмахнул серпом.
Старый самурай выпрямился. Ему нелегко дались эти мгновения боя. Сердце стучало в нервном заполошном ритме, из груди вырывались сиплые вздохи, а ноги дрожали. А из-за повозки уже бежала девчонка, ради которой он ввязался в безнадежное сражение.
Она что же, так и сидела все время там? Он же велел ей удирать!
– Дедушка, с вами все в порядке? – затараторила фрейлина, подставляя кои Комацу плечо. – Вы простите, я не успела сразу, они под одеждой были. Я дурында, балбеска, овца тупая! Так запрятала, насилу сыскала. Надо было в волосы. Прости-и-ите! – На последней фразе она всхлипнула и жалобно уставилась в глаза старику.
Кои Комацу перевел взгляд на лежащие у его ног вповалку трупы. У ближайшего из рассеченного горла торчала, поблескивая на солнце остро заточенными гранями, стальная звездочка.
У двери в покои Джина Мия трусливо замялась и обернулась к тануки.
– А его точно сейчас там нет?
– Точно, – в десятый, наверное, раз фыркнул оборотень. – Десять минут назад принц ушел на тренировку. У нас минимум два часа.