Министр финансов B.C. Павлов вызвал нас с А.В. Войлуковым за полгода до обмена к члену Политбюро ЦК КПСС, председателю Госплана Ю.Д. Маслюкову. На встрече Валентин Сергеевич сказал нам: «Ребята, сейчас очень много денег появилось в обращении. И у нас есть сведения, что много среди них фальшивых. Да и вообще средства все больше концентрируются у людей из серой экономики. Недавно был задержан капитан дальнего плавания с пачками купюр в госзнаковских упаковках».
Министр был уверен, что за рубежом находятся более 10 млрд рублей. На это Войлуков, отвечающий в Госбанке за денежно обращение заметил: «Чепуха все это, выдумки КГБ! Хотя фальшивых денег стало действительно больше, в страну разрешили ввоз различного копировального оборудования, даже без регистрации, вот и пошли подделки! В глубинке, на рынке они даже проходят».
ВОЙЛУКОВ А.В.
: в апреле или мае 1990 года меня вызвал к себе Геращенко. Виктор Владимирович сказал:«Меня вызывал в Минфин В.С. Павлов и предложили готовить обмен 100-, 50- и 25-рублевых купюр». я удивился: «Что они там все, одурели?!» Оказалось, что кураторы из КГБ доложили Горбачеву, что готовится крупная диверсия из-за рубежа с нелегальным ввозом денег, вывезенных за последнее время из СССР.
Делать нечего, мы с Геращенко написали совместную записку, адресованную Н.И. Рыжкову, поехали с ней к Павлову. Он с нами согласился, записку отправили. Однако Николай Иванович затих, и так продолжалось до октября. Реформа, кстати, первоначально планировалась на ноябрь 1990 года. Мы уже печатали 50- и 100-рублевки, и нам удалось убедить В.С. Павлова и заместителя председателя Совета Министров СССР Ю.Д. Маслюкова, что 25-рублевые купюры составляют основной объем денежной массы страны и их обмен слишком хлопотное дело — в экономике коллапс наступит.
Центральный банк всегда вел подробный статистический учет денег, выпускаемых в обращение и возвращающихся через кассу. Да, выезд в соцстраны Восточной Европы стал почти свободным, сфера обращения рубля из-за этого расширилась. Люди едут туда с рублями, там их с удовольствием принимают в оплату товаров, затем эти рубли возвращаются к нам с туристами из этих стран. По нашему мнению, это не значило, что за границей гуляют громадные деньги и что обмен в жесткие сроки отсечет большие суммы и даст государству серьезный доход. Все это соответствует нормальному процессу товарного обмена, и нечего огород городить!
Но нашу аргументацию не приняли — решили все-таки произвести обмен 50- и 100-рублевок. Сказали: черт с вами, давайте проведем обмен, проверим, кто из нас прав. Получился своего рода профессиональный спор…
Арнольд Васильевич сказал: «Мы сейчас печатаем новые купюры, как раз этого достоинства. Такого же вида, но более защищенные. На них будет не 7, а 9 защитных знаков. К Новому году мы сможем провести замену!»
Но великий экономист Маслюков (он ведь скорее инженер, хотя и весьма разумный) спрашивает: «А как быть с купюрой в 25 рублей?»
Войлуков даже руками замахал: «Не-е-ет! Ни в коем случае ее менять нельзя — это у нас самая распространенная банкнота!» Мы бы в этом случае просто захлебнулись при проведении обмена в жесткие планируемые сроки. «Хотя и обмен больших купюр мало что даст!» — добавил он.
Пока печатали эти купюры, слухов не было совсем. Ну, возят инкассаторы новые деньги в хранилище, они практически такие же, как были. Наконец, от руки (чтобы не поручать никому печатать) написали записку (у Войлукова очень красивый почерк) с предложением вечером в понедельник, 21 января, объявить в телевизионных новостях об обмене денег. О ней в Госбанке знали четыре человека: я, Войлуков и два его заместителя — Александр Васильевич Юров и Зоя Александровна Петрова.
Обмен предлагали провести за три дня, имея в виду, что у нас будут про запас пятница и суббота. В эти дни предлагалось выдать зарплату уже новыми деньгами. Специально подгадали, что в эти дни больше всего выдается зарплат, в частности военным.