Корреспондент меня тогда спросил: «А чем вы это можете доказать?» А я только приехал из Саудовской Аравии, где был с важной миссией — выбивал из шейхов кредит в 4 млрд долларов, обещанный за неучастие в иракской войне. Кстати, как только мы туда прилетели, началась война, и нас вывозили через Египет. Несколько встреч тем не менее успели провести. Так вот, там и запомнился рассказ саудита министра финансов о том, что когда они поймают жулика, то отрубают ему руку. Вот этот средневековый ритуал у меня и всплыл в памяти, когда я давал интервью. Я и ляпнул: «Руки даю на отсечение, что не будет обмена четвертных билетов!»
Но журналисты потом переделали, как им удобнее, и пошла ходить легенда, что я обещал, что не будет обмена денег вообще. Такого неграмотного заявления я тем более не мог сделать — ведь тогда прошла никакая не реформа, а просто частичный обмен денег. Да и на третий день происходившего обмена глупо было такие заявления делать!
В принципе подготовились к обмену мы нормально, и с точки зрения тренировки по введению российских денег в 1993 году для нас мероприятие было даже полезным. Выиграли мы, правда, от этого не так много, как хотел премьер: где-то в районе б млрд. Однако замена показала, что в стране большое количество денег находится вне государственного даже не контроля, а сознания. А это показывает, что ведь и правда воруют!..
Согласившись на такое упражнение, которое, конечно, создало определенную напряженность, особенно в первый день, мы все же доказали, что счет в Госбанке ведется правильный, наши специалисты знают свое дело и нечего к нам со стороны с разными легковесными идеями лезть.
Отца спросили, в какие игры он играет для отдыха, и он ответил: «Зачем мне играть в выдуманные игры, когда на свете так много настоящей игры».
С середины 80-х страна проходила сложный период своего политического развития. Было понятно, что союзный договор, подписанный в 1922 году, уже не отвечает потребностям дня, потребностям экономического развития, пониманию того, как страна должна двигаться через экономические реформы. Тем более что были приняты постановления о госпредприятиях, развитии кооперации, в которых признавалась разные формы собственности. Необходимость преобразований осознавалась еще острее.
Вдобавок к этому уже велись, в том числе и на уровне партийного руководства, дебаты о необходимости изменения организации партийной жизни. Жизнь требовала наличия оппозиционных партий. И этот вопрос обсуждался, начиная уже с 1989 года. Предлагали оставить центристскую коммунистическую партию, переименовав ее в социал-демократическую, создать на базе профсоюзов оппозиционную лейбористскую или еще какую-нибудь партию. Думали, как организовать конкуренцию между ними, чтобы у народа было право выбора.
Был необходим новый союзный договор, так как старый с заложенным в нем распределительным механизмом регулирования экономики на практике ограничивал возможности республик и субъектов хозяйствования.
В общем, страна была, используя небезызвестное высказывание, «беременна необходимостью перемен». Однако проводились эти перемены, на мой взгляд, келейно, междусобойчиком и зачастую неправильно. Насколько я понимаю, может быть, в силу занятости экономическими реформами к переговорам по союзному договору не очень-то привлекался B.C. Павлов. А может быть, у него с кем-то отношения не складывались. Но у меня сложилось впечатление, что он был не очень-то в курсе проекта нового Союзного договора.
Вообще, мои звонки по поводу договора к лицам вполне ответственным ровным счетом ничего не давали. Оказалось, что никто договора толком не видел, что он где-то там делается, а что в нем пишется — никто не знает. Ни в аппарате Совмина, ни даже в аппарате ЦК (а там был, в частности, экономический отдел). Минфин тоже не знал, ничего не могли сказать о нем и в Госплане.
Пришлось применять различные методы дознания и доставать по крайней мере статьи договора, которые касались Центрального банка и денежного обращения. Таких статей оказалось три или четыре. Сказано в них было в общем-то немного, но настолько аморфно, что, по моему мнению, по мнению моих коллег, создавало определенную опасность для денежно-кредитной политики. При существовавшем тогда стремлении республик к самостоятельности подобный подход при единой денежной единице мог внести такую расбалансированность в вопрос проведения денежно-кредитной политики, что мы потом из проблем не выбрались бы.